Степную осень Виктор Сухарев в шестьдесят пятом году перенёс впервые в жизни, причём именно «перенёс». Как тяжелую гриппозную инфекцию. В его родном Челябинске с сентября по декабрь только мелкий тихий дождик да снег ранний немного отвлекали население от наработанного ритма жизни. А в городе не было больших луж по причине правильной укладки асфальта и тротуаров с ливнёвками. Излишки воды сразу исчезали в подготовленных для этого местах и резиновых высоких сапог в городе вроде бы вообще никто не имел. Дожди не мучили население неделю подряд, а снег мгновенно расчищали работяги горкоммунхоза тракторами с крутящимися проволочными мётлами, лезвиями грейдеров и деревянными лопатами.

Дворников, молодых и крепких студентов, которым стипендий для жизни было мало, трудилось столько, что из них можно было при надобности сколотить добавочно ещё с десяток сборных города по вольной борьбе или тяжелой атлетике. Они чистили дворы и улицы от мусора да листьев с невероятной скоростью, незаметно, ночами длинными. И челябинцы искренне верили, будто ни окурка никто не бросил ни разу мимо урны, ни фантика от конфетки, будто и листопада долгого просто не бывает, а все берёзы, тополя, липы, осины, клёны и вязы договариваются и скидывают листву ночью двадцать пятого октября.

Причём двадцать шестого числа до начала рабочего дня Хозяйка Медной горы – прекрасная и холодная, как её царство, одним махом волшебного рукава малахитового своего платья выметает листья в ущелья близких таинственных гор Уральских, где они всю зиму кормят древнюю заповедную землю и готовят её к сытой весне. А она нарядится в яркие радостные цветы и спустится в города. Сказочное это место – Урал. Страна легенд, волшебников, колдунов и чудес, обнаруженных когда-то светлым человеком Павлом Бажовым.

А вот степные дожди сразу забывали, когда они начали сливаться с туч и понятия не имели – когда небеса решат, что налили воды на природу уже достаточно да можно хоть неделю передохнуть. Лужи в степи, на больших деревенских дворах и дорогах ничем не отличались от маленьких озёр, в городе Кызылдале ветер таскал воду и по земле, и по воздуху, забивая струями все щели в домах, на тротуарах, в одежде трудящихся, бегущих на работу и обратно. Бегущих – неверно сказано. Люди плыли по красной жиже, работая резиновыми сапогами и руками с сумками и портфелями как вёслами. Зонты никто не носил, поскольку ветры в городе за минуту меняли направление раз пять, и зонт-парус мог унести даже крупного мужика совсем не туда, куда он пытался побыстрее продраться сквозь липкую, ну, прямо как смазка на ленте для ловли мух, бокситовую жижу.

Отец Илия на первой неделе разгула коварных осенних степных дождей, да ещё с ветром над красной вязкой почвой, несколько раз, быстро проплывая по грязи красной из гостиницы, промахивался мимо церкви, потому как его никто не успел предупредить, что нельзя брать зонт, нельзя надевать широкополый плащ, что сапоги надо выбирать с очень глубоко рифлёной подошвой и никогда не перемещаться по центру улицы. Только поближе к зданиям. Тогда появлялся шанс зацепиться за подоконник или угол стены, передохнуть и скорректировать направление движения, сильно изменённое косым дождиком и шумным как пылесос ветром.

У церкви не было забора, острый низкий ветер выдирал священника с зонтом из пробитой предшественниками клейкой колеи и тянул в другую сторону так, что ногами можно было не двигать и не упираться. Бесполезно. Останавливался отец Илия только там, где порыв стихал минуты на две-три. Времени, чтобы перенаправить тело на нужный курс хватало, а вот удержаться в выбранном направлении могло повезти, а могло развернуть и перебросить туда, где ты уже был полчаса назад. Вся эта пытка у слабых убивала веру в себя и тесную дружбу природы с человеком. Сильных хляби небесные и земные только бодрили и делали ещё сильнее да крепче духом.