От Чёрной Речки мы поехали к Маячной горе, на склонах которой и растут те заветные боровики, которых мы мечтали «наломать». Боровиками славится весь Княжицкий край. Даже сельхозартель, просуществовавшая в Княжицах с 1929 по 1950 гг., называлась колхозом «Боровик». Маячная гора называется так, потому что на ней раньше находился геодезический знак в виде высокой деревянной вышки. В народе такие вышки называли маяками.

Абсолютная отметка Маячной горы над уровнем моря – 178,9 метров. С севера и северо-востока она имеет крутые склоны, здесь высота от подошвы до вершины горы составляет на взгляд 25—30 метров. С юго-востока к Маячной горе примыкает длинная моренная гряда, по склонам которой мы, повесив на плечи ведёрные заплечные корзины, и начали искать грибы. На склонах то и дело попадались целые поляны, покрытые белым лишайником.

Предыдущие ночи стояли холодные, и это сказалось на поиске боровиков, их было мало. Но зато мы обозрели с вершины Маячной горы все окрестности. К северу в 2,5 км высилась вышка мобильной связи в Княжицах. А правее неё на горизонте, в 7,5 км к северо-востоку, виднелась гора Кочебуж или как её называют местные жители – Кочуба. Это самая известная гора в Струго-Красненском районе и самая высокая точка Лужской возвышенности с абсолютной высотой 204,8 метров над уровнем моря.

Возвращаясь обратно к машине, увидели разрытый медведем муравейник. Мишка уничтожил его до основания. Потом видели свежие следы лося. От моренной гряды мы проехали к небольшому Лесковскому латышскому кладбищу. Раньше оно находилось у дороги в окружении леса. Лет пять-шесть назад лесопромышленники выпилили здесь лес, но кладбище не тронули. Над кладбищем поднимаются шесть высоких берёз и столько же куцых елей, а под ними всё заполонено двух-трёхметровыми ёлками. И они там растут так часто, что нам приходилось буквально продирать себе дорогу между могилами.

Лесковское кладбище основали латыши-хуторяне, о которых я упоминал выше. Даже когда эти места обезлюдели, то вплоть до 1990-х гг. из Латвии сюда в Янов день приезжали потомки латышских поселенцев, чтобы почтить память своих умерших родных. По полутора десятку выкопанных могил было видно, что останки похороненных в них латышей их потомки забрали и увезли в Латвию. Мы насчитали 17 кованых металлических крестов и один деревянный. На двух кованых крестах сохранились надписи. Я воспроизвёл через смартфон хоральные прелюдии Иоганна Себастьяна Баха и Иоганна Пахельбеля. Звуки органа прозвучали в память упокоенных здесь латышей-лютеран.

После очередного поиска грибов возле лесной дороги мы устроили привал. Кто-то из нас присел, кто-то прилёг на травке. В центре – хлеб, сало, лук. Точь-в-точь, как на знаменитой картине Василия Перова, только её надо было бы назвать «Грибники на привале». Михаил Иванович поведал нам с Андреем три истории. Первая гласила, что якобы в стародавние времена из Глубокого озера вдруг ушла вода, и крестьяне на его дне даже пасли коров. А потом озеро вновь заполнилось водой. Это рассказывали старики.

Ещё Михаил Иванович поведал, что в Лесковском озере будто бы имеется два дна. Мол, однажды рыбаки пытались измерить глубину озера шестами, которые они привязывали друг к другу по очерёдности. Сначала, мол, конец шеста на глубине около трёх метров уткнулся во что-то твёрдое, потом проткнул это твёрдое, и шест стал уходить дальше. В итоге рыбаки так и не достали дна.

В заключение Михаил Иванович рассказал, как однажды в детстве вместе с деревенскими мальчишками где-то в марте, когда ещё было много снега, они пришли из Моложан на Лесковское озеро рыбу половить в лунках. Но одному мальчику было наказано вернуться домой раньше, и он один, прихватив свою собаку, отправился обратно домой за восемь километров. Путь лежал через хутор Кристапсона, Царёву мельницу на реке Пскове, а там уже и до Щёглей было рукой подать.