Она повернула голову, чтобы увидеть лицо своего солнечного сына, а потом посмотрела и на двух других.

– Вам так нравится называть меня «мама»?

Мужчины переглянулись.

– Нравится, мы слишком долго были лишены твоего присутствия, соскучились, – ответил Аль. – Ты против?

Яна отрицательно качнула головой:

– Нет, в общем-то. Просто это…

Она махнула рукой, будто так становилось яснее, что такое «это».

Над ухом приглушенно и как-то тепло хохотнул Яр:

– Мы были уже взрослыми, когда ты пропала, но… Если позволишь, мы хотели бы и дальше тебя так называть.

Мужчины замолчали, прямо смотря вперед, но в их лицах, позах чувствовалось большое напряжение. Яна подумала, что они, скорее всего, и без того сдерживают себя колоссальным усилием воли, не хотят давить на нее.

– Называйте, – смутилась она еще больше, отказать не получилось, язык не повернулся.

Да и как она могла? Это было бы… Неправильно. Почему-то.

Они вмиг расслабились, а солнечный «сынок» чмокнул ее в макушку.

– Нам еще долго ехать, так что лучше отдохни. Ты ведь вымоталась, пока добиралась до камня.

Отдохнуть было необходимо, Яна давно чувствовала усталость, но адреналин в крови, встречи со сказочниками, вообще переход в другой мир совершенно не располагали к расслаблению. Какой-то внутренний моторчик продолжал работать внутри нее вопреки всем законам. Тяжело было и сидеть долгие часы на лошади, пусть братья организовали всевозможные удобства для такого новичка, как она: опытный наездник оберегал от падений и придерживал коня, когда тот пытался проявить норов, под попой мягкий плед, магия опять же помогала до определенных границ. Яна не была привычна к долгим верховым прогулкам, она вообще ездила верхом крайне мало, только для развлечения. Поэтому все равно поездка вызывала некоторый дискомфорт. В словах Яромира чувствовалась не только забота, но и правота – отдохнуть нужно, жизненно важно. Привалившись к крепкой груди спиной, девушка попробовала расслабиться и закрыла глаза. Несколько минут она думала, что ничего не выйдет, но завывания Зимнего Леса вскоре перестали мешать, а бег коня будоражить. Дрема пришла незаметно, а после девушку сморил и сон. Видать, ей просто нужно было расслабиться. Немного.

У Яны иногда случались в жизни периоды, когда чересчур возбужденный организм отказывался спать и правильно питаться. Иногда они были длительными, иногда короткими. Но в какой-то момент тело попросту после отключалось на некоторое время, будто у него была своя особая кнопка, и оно не спрашивало позволения хозяйки. Сейчас последовала привычная реакция. После пропажи Светы Яна спала урывками, плохо питалась, пропадала на работе или у родителей подруги. Она совершенно не думала о том, что подрывает здоровье. А после жуткая жар-птица принесла свою хорошую-плохую весть, и девушка еще больше потерялась в заботах. Вот и наступил миг, когда организм взял свою плату за безалаберное к нему отношение. Только проспала Бурева недолго, пару часов – не больше. Когда открыла глаза, почувствовала себя до странного бодро и предположила, что это стресс и нестандартность происходящего на нее так повлияли. Значит, окончательная расплата будет еще впереди, но хотя бы так.

Яна выпрямилась, разминая затекшие мышцы, в очередной раз порадовалась, что холод Зимнего Леса не касается ее. Хотя бы эта проблема ложилась не на ее плечи. Ломота в теле от скачки все равно грозила сделать ее на несколько дней недееспособной, когда получится наконец-то оказаться в каком-нибудь теплом и безопасном месте. Сказывалась городская жизнь и отсутствие опыта не только в верховой езде, но и какой-то спортивной деятельности. Как же при этом страдала самая уязвимая и дорогая сердцу задняя половина, Яна и вовсе молчала! Только старалась отвлечься и время от времени закусывала губу: ныть и жаловаться она никогда не умела, не любила. Увы, отлучиться в кустики сразу также не получилось. Когда она озвучила свою просьбу, то троица ехидин поинтересовалась про весьма оригинальную позу очередной ледяной скульптуры Морозко. Яна моргнула, сообразила, представила, прониклась, как и куда в будущем на нее прилепляют монетки, и треснула Яра по макушке, чтобы перестал ржать.