Вот только дорога сужается. Сбоку – грёбаная полоса для общественного транспорта. Быдлу тоже нужно перемещаться, мать их. Они, как и всё живое, в этой вечной цепочке «товар-деньги-товар».

На светофоре разглядываю длинный автобус. Сидячие места для чиновников, за перегородкой в отстойнике – прилипшие к стеклу завистливые морды гражданских. Нехорошо всё-таки, что чиновники, пусть и самого низкого звена, едут с отбросами. Вот хорошее было обращение к вышестоящему в этом порошковом трипе – «Ваше достоинство». Освобождённый разум очень точно работает.

Да и слово «чиновник» – дурацкое. Чин – нечто похожее на шубу, сброшенную с царского плеча. Устаревшее, молью поеденное слово. «Госслужащий» – просто смешно. Кому служить? Что это вообще такое – служить? Пусть лузеры служат, а мы – элита. Язык не успевает за жизнью, слишком много в нём старого хлама.

Ну, тронулись наконец. Быдло шарахнулось от фонтанов грязных брызг из-под колёс. Люблю это ощущение, как из катапульты вылетаешь. Интересно, а что Теодор чувствует? Вон она, чёрная молния, блеснула на повороте.

Перед рекой – несколько рядов высоток эконом-класса. Жаль, место отличное. Много беспорядка в государстве. Зачем строить небоскрёбы для черни? Нужно вкапывать их в землю, чтобы торчали только коммуникации. Почему элита должна быть лишена видов и пространства? Какой шикарный пейзаж был бы без этих быдло-высоток!

Через мост проезжаем. Что-то кольнуло в сердце, какое-то ушедшее воспоминание. Что-то случилось здесь со мной очень давно, в прошлой жизни… Не могу вспомнить, да и незачем.

А вот здесь сгорел тот банкир, траурная бронзовая перевязь на опоре. И река вся в пятнах бензина, тоже будет гореть. Этот чёрный дым из окна моего кабинета видно. Как подумаешь, сколько впереди работы… Тяжёлая ноша. Почему я должен столько времени проводить в этой уродской стране? Жалких три летних месяца, когда можно выбраться в нормальные места. Потом дела, дела, засасывающая текучка. Хорошо ещё, что ввели для высокопоставленных граждан отпуска по уходу за собой. Иначе вообще можно с ума сойти от объёма ответственных документов.

Задумавшись, не заметил бабу с сумкой, стоявшую слишком близко к дороге. На повороте зацепил её крылом. Притормаживаю зачем-то, смотрю в зеркало – лежит, скрючившись. Дура какая-то, не могла в середине тротуара стоять. Или денег решила на мне заработать? Под ржавое корыто не бросилась бы, высмотрела всё-таки машину вип-класса, старая ведьма.

Досадная неприятность. Ладно, поехали.

И вдруг – оглушительный взвой сирены, сбоку тормозит бронированная полицейская машина, выбегают двое. Что-то орут. Приопускаю стекло, всё равно ничего не слышно из-за музыки. Полицейские достали пистолеты, тычут в машину. Нил лениво на них посматривает. Знаю это его выражение. Скольких нужно убить, чтобы так смотреть? Ну нет, если он их сейчас положит, будет шумиха, свидетелей много. Толпа собралась, некоторые даже поближе подошли, в машину заглядывают. Сейчас это ни к чему.

Просовываю в окно ксиву. Вырывают из руки. Ну всё, нужно выходить. Некомфортно, конечно, но что делать. Вылезаю, старший полицейский дочитывает ксиву и растерянно смотрит. Не на меня, в сторону. Мог бы честь отдать, ублюдок! И в лицо пора уже знать! Протягиваю руку, он всё ещё тупо смотрит, вцепившись в ксиву. Делать нечего – бью, целясь в зубы. Ну наконец-то. Пока в рыло не заедешь, не понимает ничего царь природы. Подхожу к шевелящейся бабе, бросаю несколько купюр. Толпа резко качнулась в сторону денег.

Отворачиваюсь, сажусь в машину. Поехали.

В голове ещё какой-то холодок, порошок, наверное, не выветрился. Нужно завязывать с этими бутербродами. Нельзя психоделиком полировать в конце дня, после всего съеденного. С утра кидаешь в себя для бодрости, днём – для работы, перед вечером – снова для бодрости, ночью – чтобы её не зря провести… Крыша отъезжает. Вот и сейчас… Это кто говорит? Да это же я вещаю, а Нил слушает. Мой голос. Несу какую-то философскую ахинею, но очень вдохновенно. Красноречие – ещё один побочный эффект порошка: