– Старый жулик в лавке на углу опять пытался продать мне треснутые яйца. Воображал, что я не замечу. Но я всегда начеку. «Хоть я и молоденькая, – говорю я ему, – но не дура. Дайте-ка мне полдюжины ваших лучших яиц. И чтоб ни одного треснутого!» Он, верно, думает, что я только вчера родилась.

– Папа дома, – предупреждает Энни сестру, чтобы та говорила потише, но Урсулу трудно унять. Она оставляет на столе свою покупку и горсть мелочи. – Ничего, он в себе, – добавляет Энни.

Урсула пожимает плечами – мол, какое ей дело, в себе ли их отец. Но морщится, когда снимает пальто, чтобы повесить его на крючок на задней двери, и Энни это замечает.

– Еще болит? – тихо спрашивает она. Урсула недовольно хмурится, и Энни уже готовится к новым неприятностям, но в этот раз Урсула решает сменить гнев на милость.

– Ничего страшного, – отвечает она. – Так, самую малость.

– Может, лучше сказать маме? Вдруг перелом?

Недовольная гримаса возвращается так же быстро, как пропала.

– Что толку ей жаловаться? – Слова летят изо рта старшей сестры, как раскаленный жир со сковородки. – Само пройдет, – говорит она уже спокойнее. – Болит, если неудачно повернуться. Заживет, просто нужно время.

– Можно рассказать кому-нибудь в школе, – не отстает Энни. – Миссис Уильямс советует обращаться к ней, если нас что-то беспокоит.

– Это для младших классов. В средней школе все иначе, там всем плевать, у всех свои проблемы. Да не волнуйся ты, Энни, говорю же, пройдет. Подумаешь, невелика беда. Главное, не попадаться ему под руку. Ты займись картошкой, а я накрою на стол.

– Он хочет чаю, – говорит Энни.

Урсула опять хмурится, и Энни становится страшно, что сейчас будет взрыв, но сестра берет себя в руки.

– Предоставь это мне, – произносит она сквозь стиснутые зубы.

Энни выуживает из бурой воды недочищенную картофелину и уверенными движениями возобновляет прерванную работу, не поднимая головы.

Кара, 2017

– Так ты думаешь, что сиделка – это то, что тебе нужно? – спрашивает меня под конец недели Бет, когда мы с ней встречаемся за чашечкой кофе в нашем любимом кафе в Илкли. Бет – моя лучшая подруга, мы с ней неразлучны с младшей школы, и я доверяю ей как самой себе. Мы вместе справлялись со всеми трудностями взросления, у нас много общих воспоминаний. Может прозвучать высокопарно, но она заменила мне сестру, которой у меня никогда не было.

Кафе прячется в закоулках, о нем знают только местные жители. В его декоре преобладают приглушенные серые тона, столики и стулья самые разномастные. Толстые стекла высоких окон вечно затуманены из-за пара от кофемашин и дыхания посетительниц. Спертый воздух пропитан ароматами жареных кофейных зерен и вкусных кексов.

– Полагаю, да, – отвечаю я, мысленно представляя нашу сиделку. – У нее соответствующий опыт, она по-хорошему прагматична, и она мне нравится. Думаю, у нас взаимная симпатия.

– У нее есть имя? – спрашивает Бет. – Нельзя же постоянно называть ее сиделкой.

– Анджела Партингтон, – говорю я. – Но у меня язык не поворачивается называть ее Анджелой, это как-то неуважительно. А «Партингтон» – язык сломаешь.

– Что-нибудь придумай, – советует Бет и в задумчивости морщит нос. – Может, миссис Пи? Дистанция соблюдена, но все-таки не так официально, как по фамилии.

Я мысленно проговариваю ее предложение и улыбаюсь.

– Ну как? – спрашивает Бет.

– Миссис Пи? Прямо как Мэри Поппинс! Я принесу еще кофе, и ты поделишься со мной своими новостями.

Я забираю пустые чашки и несу их на стойку. К моему возвращению Бет успевает скинуть туфли и подобрать под себя ноги. Она смотрит в свой телефон, темные волосы падают на лицо.