– Амира – оптимистка и любит преодолевать трудности. Поначалу все было совсем непросто. Вампиры отказывались находиться в одном помещении с даймонами, а первым колдунам и вовсе никто не доверял. – Я слышала по его голосу, что и он не свободен от предрассудков. – Теперь почти весь класс признает, что сходства у нас больше, чем отличий, и соблюдает правила вежливости.

– Мы, возможно, и кажемся похожими, – я подтянула колени к груди, – но определенно не чувствуем себя таковыми.

– Что ты имеешь в виду? – насторожился Мэтью.

– Мы всегда знаем, когда рядом… не человек. По легкому касанию, по холоду, по щекотке.

– Это, видимо, привилегия колдунов. Я, например, не знаю.

– Чувствуешь что-нибудь, когда я смотрю на тебя?

– Нет, а ты? – Его невинный взгляд тут же пустил мурашки по моей коже.

Я кивнула.

– Опиши свои ощущения. – Он подался вперед, и я почуяла западню.

– Холод, – начала я, не зная, стоит ли говорить как есть. – Как будто лед под кожей.

– Весьма неприятно, мне кажется. – Мэтью наморщил лоб.

– Нет, просто немного странно. Хуже всего даймоны – их взгляды я ощущаю как поцелуи, – скривилась я.

Мэтью со смехом поставил чашку на стол, уперся локтями в колени и наклонился ко мне:

– Значит, колдовскими способностями ты все-таки пользуешься.

Западня захлопнулась. Я потупилась, красная до ушей, меня охватила злость.

– В жизни бы не открывать «Ашмол-782» и не снимать с полки тот чертов журнал! Это было мое пятое колдовство за весь год. Стиральная машина вообще не считается – без моих чар она затопила бы квартиру внизу.

Мэтью поднял руки – сдаюсь, мол.

– Мне все равно, Диана, пользуешься ты магией или нет. Просто я поражен тем, на что ты способна.

– Не пользуюсь я ни магией, ни колдовством – называй как хочешь. Я не такая. – Щеки у меня пылали.

– Нет, такая. Это сидит у тебя в крови и в костях. Такое же генетическое наследие, как голубые глаза и светлые волосы.

У меня никогда не получалось объяснить, почему я чураюсь магии. Сара и Эм не понимали, где же Мэтью понять? Чай остыл. Я сжалась в комок под изучающим взглядом вампира.

– Не хочу я этого, – в конце концов процедила я. – Никогда не хотела.

– Но почему? Эмпатия Амиры, которая согрела тебя сегодня, – часть ее магии. Колдовской дар ничем не хуже музыкального или поэтического, просто он другой.

– А я не желаю быть другой! – взъярилась я. – Хочу жить обыкновенной жизнью, как нормальные люди. – Вот именно. Не опасаясь, что тебя разоблачат и убьют. Я стиснула зубы, чтобы не выпалить это вслух. – Вот тебе разве не хочется быть нормальным?

– Скажу тебе как ученый, Диана: никакой «нормальности» в природе не существует. – Его тон уже не был мягким. – Нормальность – это сказочка, которой люди успокаивают себя, сталкиваясь с неопровержимыми свидетельствами того, что почти все вокруг «ненормальное».

Пусть себе говорит, я останусь при своем убеждении. Опасно быть существом иного порядка в управляемом людьми мире.

– Диана, посмотри на меня.

Вопреки всем инстинктам я посмотрела.

– Ты отталкиваешь от себя магию. Точно так же, по-твоему, поступали ученые, о которых ты пишешь. Проблема в том, что у них ничего не вышло. Даже те из них, что были людьми, не сумели полностью изгнать магию из своего мира – это твои собственные слова. Она возвращалась снова и снова.

– Это совсем другое, – шепотом ответила я. – Сейчас я говорю о своей жизни. Ею я могу управлять.

– Не другое, а то же самое, – сказал он тихо и уверенно. – Ты будешь пытаться, но у тебя ничего не выйдет, как не вышло у Роберта Гука и Исаака Ньютона. Они оба знали, что без магии мир не может существовать. Блестящий Гук, умевший мыслить в трех измерениях, изобретавший приборы и ставивший опыты, так и не раскрыл полностью свой потенциал именно из-за страха перед тайнами мироздания. А вот Ньютон… столь бесстрашного ума я никогда не встречал. Он не боялся того, что нельзя увидеть глазами и с легкостью объяснить. Он принимал все как есть. Ты, как историк, знаешь, что к теории притяжения он пришел через алхимию и веру в невидимые причины роста и перемен.