– Здравствуй, Валерий, – сказал Костров и протянул руку. – Жми крепче, что ты как барышня!

Вылет провожало всего несколько человек – десяток, максимум два. Техники во главе с Ничипоренко, солдаты в долгополых тулупах, замершие на пулеметных вышках, солдаты в короткополых тулупах с огромными лохматыми собаками и кавалерийскими карабинами, бредущие по периметру между высокими параллельными оградами из колючки – вот, пожалуй и всё. Да ещё поодаль стоял большой чёрный автомобиль, в котором маячило несколько смутных силуэтов.

 «Альбатрос» заскользил по ледовой полосе на лыжах-поплавках и плавно взлетел. Фантастически короткий разбег, подумал Черемша. Самолет начал ему нравиться. Набрав полторы тысячи, Валерий попробовал управление и совсем развеселился: самолет в воздухе был послушен, как баба-сорокалетка в постели. Разумеется, на нем нельзя было сотворить «замедленную бочку» или «восходящий штопор», но этого от него и не требовалось. Над Арктикой от машины потребуется устойчивость и надёжность – как раз то, что в «Альбатросе» присутствовало с запасом, чувствовал опытный Черемша. Он пропел: «Все выше, выше и выше!» и подмигнул Инге. Инге подмигнула в ответ. Замечательно!

Включилось радио. Помехи отсутствовали абсолютно. Знакомый царапающий голос отчётливо сказал Черемше в самое ухо:

– Альбатрос, я Джаггернаутов, руководитель полёта. Как слышите? Приём!

Валерий сжал зубы и решил больше ни-че-му не удивляться.

– О'кей, шеф, – ответил он. – Слышу вас хорошо.

Приближалась северная граница СССР. Черемша отдыхал, всецело доверившись совершенно секретному автопилоту-умнице, и не без удовольствия беседовал с Инге. Звукоизоляция да и теплоизоляция кабины «Альбатроса» не оставляла желать лучшего, так что он давно расстегнулся и говорил не повышая голоса. Огорчало его лишь то, что под бесформенной одеждой невозможно рассмотреть фигуру девушки.

Сперва Валерий выяснил, почему все-таки её взяли штурманом. Всё просто, ответила Инге, она, помимо авиационной профессии, имеет другую – не менее, а может и более важную для экспедиции: лингвист, специализирующийся на ряде восточных и североевропейских языков. Языков она знает восемнадцать, включая несколько вымерших. Для чего нам вымершие языки, лениво поинтересовался Черемша. Разговаривать с туземцами, сказала Инге, пожав плечом. Черемша тут же рассказал анекдот о двух летчиках, попавших в лапы дикарям. «Да, бледнолицый небесный воин смел! Он умрёт, раз выбрал не трах-тарарах, а смерть… но умрёт через трах-тарарах!»

Затем они принялись наперебой рассказывать друг другу забавные истории из жизни. Глядя на веселую красивую девушку, Валерий чувствовал себя помолодевшим на добрый десяток лет. Кажется, изумился он, я начинаю влюбляться. Жаль, что спустя сутки-другие меня пустят в расход.

Инге раскраснелась, ей стало жарко, она расстегнула парку. Увидев её небольшую, но высокую, задорно оттягивающую свитер грудь, Валерий вдруг подумал, что если о серьёзной влюбленности говорить рановато, то о некотором половом возбуждении – самое время.

– Смотри, смотри, Валерий! – закричала Инге. – Железный Занавес! Как здорово!

Впервые о Железном Занавесе Черемша услышал, будучи ещё совсем пацаненком, когда работал сборщиком самолетов в Нижнем, и решил, что его разыгрывают. Учась в Серпуховской высшей школе воздушной стрельбы и бомбометания, он прочел о Занавесе в газете и подумал, что досужих щелкоперов, беззастенчиво дурящих советский народ, стоило бы, пожалуй, шлёпнуть. Увидев же впервые грандиозную стену, опоясывающую СССР по границам, он до немоты поразился величию народа, сотворившего такое чудо. И благоговел перед Занавесом до сих пор.