Просматривая документы, стараясь не исчезнуть в юридических формулировках «прав» и «обязанностей», я наслаждался происходящим со мной. Пока корейцы только готовятся совершить научно-технический рывок к промышленному чуду и экономической свободе – я, получается, это чудо в своём царстве-государстве уже сотворил. Ещё пару дней назад я бы наверняка не смог пережить «свой позор» и научный совет для меня бы стал четвертованием на плахе. А я сижу вот у окна с видом на Кремль, обласканный начальством, готовлюсь вступать в должность директора, в теле моём торжествующая невесомость и упоительное чувство свободы.

Ведь я, натурально, выскочил, нет – вылетел, испарился из жерновов чувства собственной важности. Меня больше не снедает стыд! И не бросает в нескончаемый круговорот «спасающих» от этого стыда объяснений «что я – не я и лошадь не моя». Каждый вечер я становился жертвой дневных ристалищ между стыдом и «пыток-попыток» хоть немного ослабить его изнурительную хватку. А моё живое! тело как раз и было ареной для этой дурацких ристалищ. К вечеру оно становилось физически тяжёлым и неподъёмным от участия в процессах самоистязания, самоуничижения и «спасительного бегства» в грёзы лицемерия.

Я больше не заложник своих или чьих-то концепций и ментальных установок. Я сам решаю, что есть «правильно», а что «неправильно»! Разумение сделало меня управляющим повозкой моих мыслей, чувств, намерений… Я больше не слепой придаток своих инстинктов! Аве, гер Фрёйд с сотоварищи!

И что? Тело больше не сжирается самоуничижениями, болезни и немощность больше не будут его закономерной карой. Гы-ы… Может это ещё не свобода, но Путь к свободе! Да!!!

Я рассмеялся. Тогда мне показалось самому, что звуки этого смеха, осветили комнату солнечными зайчиками и звоном весёлых колокольчиков. Это не было хохотом, сбежавшего из тюрьмы узника. Нет, так я смеялся в детстве, когда меня ещё не обуратинило общество, играющее в песочницах чувства собственной важности.

Полежаев прервал телефонный разговор и с удивлением меня осмотрел. Он подошёл к шкафу и вынул с полки коробочку с яркими лейблами.

– Совсем забыл тебе вручить довесок к премиальным. Это мобильный телефон. Теперь тебе не придётся искать таксофоны. Действует он пока не во всех городах, но это ещё и атрибут состоятельности.

Я взвесил увесистый прямоугольник с рядами мелких кнопок. «Да, Мишаня ещё не порылся в этой конструкции. В какой карман я засуну такую бандуру?».

– Я, надеюсь, ты не сожалеешь, что не стал владельцем «Мерседеса»?

Я вполне искренне заверил Полежаева в своём понимании ситуации. Но внутреннего сарказма избежать не смог: «Вместо заработанных денег, начальство похлопало по плечу и напомнило, что вот-вот наступит коммунизм и эти деньги не понадобятся».

Но мне ли сетовать?! Полежаеву пока невдомёк, что обрёл я гораздо большее, чем подарки с барского стола.

– Ты вот что, Женя, успевай оформить документы покамест всё руководство в Москве, чтобы не ловить его подписи по всей Европе. У нас с тобой теперь есть более интересные дела.

«Интересные дела» появились на следующий день после обеда. В номер после лёгкого стука в дверь вошла молодая женщина с девочкой, которая по виду была на год старше моей дочери. От них веяло чем-то не советским. И одежда была импортного производства и явно приобретённой не через спец распределители ГУМа. Полежаев приветственно поднял руку.

– Ага, вот и долгожданный сюрприз. Знакомьтесь, Анжелика Юрьевна, это наш Евгений Васильевич (Полежаев сделал ударение на слове «наш»).

Анжелика Юрьевна удобно устроилась в кресле напротив и пристально меня осмотрела. Наверное так осматривают невесту на выданье.