Она продолжила говорить вслух.

– Я поставлю вам памятник, чтобы быть уверенной, что если вам вздумается оттуда вылезти, он вам преградит дорогу! – Презрительно закончила она.

– Он будет очень большой! – Добавила она. Закончив свою невольную речь, и не замечая, что говорит вслух сама с собой, вздохнув с ещё большим удовольствием, полной грудью, аромат промозглого дня.

Памятник на удивление всем был действительно очень большой и тяжёлый, его с трудом установили. Когда рабочие закончили с установкой, она отпустила их и осталась одна у могилы графа.

Она заговорила тихо, её обращение было к графу, словно усопший граф мог её услышать.

– Надеюсь вам нравиться ваш памятник? Я надеюсь, месье, – добавила она, нахмурив лоб и сверкая глазами, едва слышным, дрожащим голосом.

– Надеюсь, он раздавит вас, в вашем склепе! Если вы вдруг намереваетесь вылезти оттуда, то эта глыба закроет вам дорогу!

Вдруг её пробила нервная дрожь, а дыхание стало прерывистым от чувства ненависти к нему. Ей стало тяжело дышать, губы сжались и посинели, а кулаки, сжавшись, впились ногтями в мясо. И вдруг, в порыве глубокой ненависти к нему, она не сдержалась и плюнула ему на могилу.

– Это всё, что ты заслуживаешь от меня! – Выкрикнула она, выпрямившись, словно встала, наконец, за эти годы с колен.

И облегченно выдохнув, уже спокойно и презрительно добавила.

– Это всё, что вы заслужили от не достойной вас, месье де Брезе! Надеюсь, вас сожрут черви! – Закончила она презрительно.

Она метнула свой взгляд, словно кинжал, на памятник, словно проверив ещё раз напоследок, так ли он прочен и велик. И убедившись, что это так, гордо вскинув подбородок вверх, резко развернулась и зашагала твёрдо прочь. Она больше не оглянулась.

Разбирая уже теперь свои дела Пуатье поняла, что муж не оставил ей и её детям ничего! Он не только не оставил им средств, но и оставил непомерные долги, заложив так же и их имение. Всё было им проиграно в азартных играх. Сумма долга была велика и если не будет выплачена, то она и её дети могут лишится всего, включая поместье. Она сидела в кабинете по столу и на полу валялись накладные, долговые бумаги и бумаги на поместье, заложенное за долги. Она не могла в это поверить.

Она сидела, молча уперев голову рукой, дела обстояли хуже некуда. Что ей делать?! Куда она пойдёт, потеряв имение?! Где будут её дети?! Что будет с ними?! Думала она в отчаенье. Несмотря на холод к своим дочерям она всё же любила их, стараясь всегда о них, заботится, дать должное образование и воспитание. Больше всего её беспокоил тот факт, что потеряв имение, девочкам врят ли будет святить хорошая партия в браке.

Боже! Кому они будут нужны?! Кто женится на них, если в свете узнают о почти полном их банкротстве! Думала Пуатье. К тому же бедняжки и без того были далеко не красавицы.

Кроме прочих проблем с имением вскоре тёмные тучи сгустились и над её любимым отцом. Его обвинили в заговоре и вместе с другими заговорщиками усадили за решётку, ему могла грозить казнь. Но, полного обвинения ещё не было выдвинуто, а значит, была надежда.

Она сидела мрачная и одинокая в кабинете, в очередной раз, разглядывая бумаги, отчаянно надеясь найти выход, надеясь на чудо.

Что же мне делать?! Боже мой! – Вырвалось у неё отчаянно.

Ситуация казалась, была безвыходной, она совершенно отчаялась. Обхватив голову руками, она сидела так, не шевелясь и уставившись в одну точку. Сколько времени она так сидела, она не знала, но вдруг она вздрогнула. Её охватила злость на себя за слабость и бездействие.

Надо что-то делать! Надо ехать в Париж! – Вдруг произнесла она вслух, говоря сама с собой.