– Что надо? – зевнув, спросил он абсолютно бесцветным голосом, рассеянно глядя на стоящую у ворот девушку.

– Чтобы ты открыл, – коротко ответила Леверина.

– Я спросил, что надо? – недружелюбно рявкнул охранник. – А если не хочешь говорить, то убирайся отсюда, – и, усмехнувшись, добавил. – Ты не вовремя пришла, здесь сегодня не подают.

Леверина побледнела и сняла очки.

– Сначала открой глаза, а потом дверь и сделай это быстро, – неожиданно даже для самой себя, зло приказала она.

Не ожидавший подобного ответа охранник даже зарычал от такой неслыханной наглости и рванул было вперёд, готовясь, как следует, проучить появившуюся неизвестно откуда грубиянку, а потом, узнав Леверину, засуетился, защёлкал замком, спешно открывая перед нею ворота.

– Простите меня, госпожа, – бормотал он, пропуская её во двор и склоняясь в поклоне. – Я не узнал вас. Этот парик, он сбил меня с толку. Я не хотел вас обидеть. Я просто выполнял свою работу. Я…

– Пошёл вон! Ты уволен! – даже не взглянув в его сторону, бросила Леверина и направилась к дому, мимо привлечённых скандалом слуг, в одно мгновение, собравшихся во дворе.

Она была взбешена. Наглое поведение охранника полностью разбило ещё тлеющую в душе надежду на лучшее и утвердило правоту услышанного в Лейстале. Сам охранник, зная жёсткий нрав господина Каруча и даже боясь предположить, чем ему это может грозить, униженно трусил сзади, всё ещё надеясь получить прощение. Слуги, которых сложившаяся картина привела в чувство гораздо быстрее, чем это могло бы сделать что-либо другое, поспешно бросились к молодой госпоже, стараясь как-то услужить ей, настежь распахивая перед нею двери и отпихивая в сторону неудачливого охранника. Они окружили её плотным кольцом, старательно показывая свою радость, без умолку говоря что-то, то и дело склоняясь в поклонах и чуть ли не целуя землю, по которой она шла. Откуда они могли знать, что такое их поведение нисколько не трогало Леверину, а если и трогало, то в прямо противоположном их стараниям направлении. Неискренность слуг, на которую в обычное время она бы не обратила внимания, на этот раз выводила её из себя. С каждой секундой она вскипала всё сильнее и сильнее, и именно в таком состоянии она переступила порог родительского дома.

Видимо, весть о её появлении распространялась по дому с невероятной скоростью и уже успела облететь, если не весь, то большую часть замка, а может быть, он просто оказался рядом. Как бы то ни было, едва Леверина успела войти в дом, перед нею вырос управляющий делами и личный слуга господина Каруча – Рэм, преграждая ей путь и чуть ли не брезгливо рассматривая её простой костюм, купленный в одном провинциальном городе по дороге в Сиан и состоящий из обычных брюк и рубашки. Он, не спеша, с ярко выраженным чувством собственного достоинства, склонил голову в лёгком поклоне, именно в таком, какой, по его мнению, заслуживала Леверина, и хотел что-то сказать, но она не дала ему этого сделать. Окончательно выведенная из себя его сальной улыбкой, которую он надел на себя, даже не потрудившись спрятать презрительный взгляд, Леверина, изо всех сил, оттолкнула его в сторону. Не ожидавший такого к себе обращения Рэм потерял равновесие и под вздох в конец опешивших слуг грохнулся на отполированный до блеска паркет, издав при этом характерный шлепок и громко испортив воздух. Наступила полная тишина, нарушаемая лишь, перемешанными с проклятиями, стонами Рэма. Протиснувшийся в дом охранник, которому до Рэма было, ох как, далеко, наконец-то понял, что ему больше ничего не светит, и сразу же, потеряв все силы, прислонился к стене.