Брюнетка молчала, не желая комментировать услышанное.
– А что можно? – расценив возникшую паузу как окончание рассказа про запреты, спросил напарник Алисы.
– Можно, оказав помощь кому-то из коллег, рассчитывать на ответную любезность, – вместо Сергея Анатольевича продолжил его спутник. – Можно брать чаевые, если вам их предложат, а после их тратить на маленькие радости бытия. Можно раз в месяц устраивать что-то вроде совместных посиделок, если, разумеется, Аристарх Лаврентьевич будет не против. Работа в отеле – трудная работа, ответственная работа. Иногда надо как-то отдыхать, иначе нервишки могут не сдюжить. Можно пробовать подбить клинья к работницам ресепшен, но сразу предупрежу: это у вас, ребята, вряд ли получится. Там будут работать грозные дамы, прошедшие суровую школу, потому вряд ли кому что обломится.
Мы, не сговариваясь, глянули на стойку, за которой никого не было.
Я как-то даже не подумал, что тут еще какой-то персонал кроме нас будет. А ведь так и есть. Помимо указанных дам, можно уверенно сказать, что на кухне никак не обойтись без повара, су-шефа и еще нескольких сотрудников. Да технические службы, да швейцары. Хотя последнее – не факт, на их место могут незадачливых жеребьевщиков поставить.
– Ведите себя умно, не забывайте о приличиях и стремитесь стать лучше – и всё у вас получится, – вновь перехватил инициативу Сергей Анатольевич и глянул на наручные часы. – Вроде закончил. Аристах Лаврентьевич, мы вас покидаем, времени совсем нет. Заканчивайте формальности, раздайте договора, проводите жеребьевку – и за работу. Жду от вас вечером отчет по первому дню.
И эти двое, даже не попрощавшись с нами, покинули здание через входную дверь, которая, как оказалось, была не заперта. Что примечательно – с ними словно ушла некая легкость из атмосферы, ощущение хоть какой-то защищенности. Схожее чувство, помнится, я ощущал, когда классе в третьем родители меня в летний лагерь отправили на три недели. Вроде все радостно сначала было, весело, предвкушения там, мечты детские, а как они, махающие руками вслед, стали удаляться по мере того, как трансферный автобус набирал ход, такая тоска взяла!
А особенно странно то, что я давным-давно уже ни на кого, кроме себя самого, не рассчитываю и ничего такого с тех самых пор и не ощущал. Так из каких глубин души подобная сентиментальщина полезла? Откуда она взялась?
– Что замерли? – процедил управляющий, уперев руки в бока. – Ушли защитники ваши, и стало не по себе?
– Стало, – пискнула Евгения и заморгала глазами.
– И зря. Вы поймите – я против вас ничего не имею, – неожиданно мягко произнес старик. – Но должность моя такова, что я всегда на стороне гостей. Всегда и во всем. А для этого мне надо, чтобы службы отеля работали как единый механизм, без задержек и поломок. Потому да, я стану вас гонять как сидоровых коз. Но понапрасну никого наказывать не буду, и предвзятости от меня можете не ждать.
– Да мы и не думали ничего такого, – подала голос длинноногая платиновая блондинка, до того в разговоры не вступавшая. Звали ее, судя по надписи на бейджике, Аленой.
– Видел я ваши лица, когда озвучили то, что именно у меня будет право решать в спорных ситуациях, кто лучше, кто хуже, – усмехнулся Аристарх Лаврентьевич. – Сразу по ним все ясно стало. Еще раз – я за хорошую и честную работу. Кто живет по этому правилу, тому бояться нечего. Ладно, если вопросы какие-то – задавайте. Если нет – пошли выяснять, кому гостей неделю обслуживать, а кому на подсобных работах куковать.
– Сегодня что, воскресенье? – удивилось сразу несколько человек. У нас тут вообще, похоже, сильно коллективное бессознательное.