– Загляни-ка мне под сутану. Я приготовила тебе угощение.

Он бросил быстрый взгляд под ее облачение, как фотограф смотрит в фотокамеру, накрыв голову черной тканью, с намерением запечатлеть неуловимые тайны мироздания. Когда он сконфуженно вынырнул из-под юбки, на раскрытой ладони монахини лежал небольшой пирожок с малиновым вареньем. Детям в приюте никогда не давали сладостей. Потом ему стало стыдно, что он ел пирожок в одиночку и никому не мог об этом сказать. Пирожок оказался очень вкусным, но это был вкус смерти.

Когда ему задали трепку за то, что он собирался мыть пол, привязав к ногам тряпки, чтобы по нему скользить, вмешалась сестра Элоиза. После этого случая он обнаружил, что его вообще перестали бить, что бы он ни натворил. Он пришел бы от этого в восторг, если бы то же самое относилось и к другим детям, но, к своему огорчению, Пьеро выяснил, что на других детей это не распространялось. Его единственного избавили от жестоких наказаний. Это вызвало в нем чувство обособленности и вины. Вместе с тем он обратил внимание на то, что Розу стали наказывать чаще обычного. Он как-то увидел, что Роза с подбитым глазом кормит курочек. И ему вдруг захотелось, чтобы его побили. У него возникло внезапное желание разделить с Розой судьбу. Он не знал почему.

Роза выглядела как вполне обыкновенная девочка. Она была привлекательна. Но назвать ее очаровательным ребенком, от которого нельзя оторвать взгляд, было бы неправильно. У нее были темные волосы и глаза им под стать. Она напоминала надменную бесстрастную куклу из тех, которые в те времена пользовались популярностью в дорогих магазинах. Единственной ее отличительной чертой, пожалуй, было то, что на морозе ее щеки ярко розовели. Только тогда люди замечали, что она красива. А когда она находилась в помещении, возникало такое ощущение, будто вся ее привлекательность только что испарилась.

Как и Пьеро, Роза с самого раннего возраста обожала кого-нибудь изображать. Свернувшись клубочком в изножье кровати, она притворялась котенком и при этом неподражаемо мяукала. Она могла свистеть, как закипающий чайник, и так округло надувать щеки, как это делают трубачи. Усаживаясь на стул, она могла издавать такие звуки, будто ее мучают газы. Это особенно веселило всех приютских детей.

Возможно, это было как-то связано с ее первым очень глубоким сном в снегу, но ребенком Роза была чрезвычайно склонна к самонаблюдению. Она задумывалась о разнице между тем, что происходит прямо перед глазами, и всякими странностями и заморочками в голове. Порой ей казалось, что между этими явлениями нет большой разницы. Иногда ей казалось глупым обращать все внимание на реальность при том, что у нас в мозгах существует этот чудесный мир, в котором мы точно так же можем существовать. И потому она могла внезапно поступать так, будто реальный мир не имеет никакого значения.

Все другие девочки смеялись от восторга, узнав, что ночью Роза будет совсем сходить с ума. Она села на кровати и накрылась с головой пальто. Потом вытянула вверх руку, уподобив ее страусовой шее. После этого забралась на спинку кровати, как на корабельные снасти. И, точно это был судовой канат, она осторожно по ней прошлась. Роза воскликнула:

– Вижу землю!

Сгрудившиеся вокруг нее дети повскакивали на кровати. Им очень хотелось попасть на борт этого судна. Им хотелось причалить к этой неведомой земле и исследовать то, что собралась исследовать Роза, – что там было на самом деле, не имело никакого значения. Им просто хотелось увидеть то, что видела Роза.