В философско-исторической публицистике мыслителей, вынужденно покинувших Россию, все чаще встречается мотив о том, что объяснение процесса русской истории может исходить из представления его как органично-катастрофического процесса, в котором наблюдается противоречивое единство постепенности и прерывности, заимствованного и национального. Исходя из этого, путь России – это каскад расколов, завершившихся зловещей трещиной революции (Г. П. Федотов).
По мнению Н. Бердяева, исторический путь России и ее особенности предопределены тем, что российская история соткана из противоречий. Россия, по его мысли, не училась у Европы, что было бы хорошо, не приобщалась к европейской культуре, что было бы для нее спасительным, а рабски подчинялась Западу или в своей дикой националистической реакции громила Запад, полностью отрицая его культуру. По Бердяеву, Россия не может определять себя только как Восток и противопоставлять себя Западу. Россия должна осознать себя соединителем, а не разделителем двух миров.
Как над западничеством, так и над славянофильством поднимается концепция евразийства, формальной датой рождения которой считается 1921 г. Евразийство – это историко-культурная концепция, в которой Россия рассматривается как Евразия – особый этнографический мир, занимающий срединное пространство Азии и Европы. Всю совокупность народов, населяющих эту территорию, называют нацией евразийской. Концепция евразийства занимала ведущее место и в трудах Л. Н. Гумилева.
Евразийцы были убеждены в том, что России предначертан особый исторический путь и особая миссия. Но в отличие от славянофилов они не растворяли русскую идею исключительно в идее этнической, полагая, что русская национальность не может быть сведена только к славянскому этносу. В ее образовании немалую роль сыграли тюркские и угро-финские племена. Таким образом, сформировалась русская нация, объединившая разноязычные этносы в единую нацию евразийцев.
Естественно, вряд ли правомерно впадать в крайности, будь то евразийская теория или представление России как одной из составных частей Европы.
В общественной мысли России одной из основных тенденций стало осмысление ее положения как срединного и промежуточного между Западом и Востоком, в котором она неизменно сохраняла свою самобытность. В такой ситуации были возможны два пути. Один заключался в противостоянии и тому и другому началам, причем постоянно проявлялась поочередность этого противостояния, так как враги появлялись то с Запада, то с Востока. И при всем этом Россия еще постоянно выступала и как барьер между враждующими половинами.
Другой путь предполагал либо принятие восточного наследия Византии или Орды, либо усвоение западных достижений.
Вопрос «Россия – Запад – Восток» особенно остро встает сегодня, так как во многом диктуется современной ситуацией и необходимостью выбрать ориентиры развития. К данной теме обращаются историки, философы, публицисты. Доктор философских наук А. С. Панарин называет Россию «зоной повышенного исторического риска». Продолжая эту мысль, А. А. Кара-Мурза полагает, что это во многом связано с положением России между Востоком и Западом. На этом историческом перекрестке и сталкиваются два типа социальности – «индивидуально-продуктивный», условно говоря, характерный для Запада, и «корпоративно-распределительный», типичный для традиционных цивилизаций Востока. И Россия оказывается как бы между молотом и наковальней, на протяжении всей истории становясь зоной «дурного синтеза» между Западом и Востоком.
По мнению Э. С. Кульпина, у нас сейчас нет проблем цивилизационного выбора, так как мы – цивилизация. Сегодня встает лишь вопрос о переоценке ценностей, который периодически возникает у многих этносов. Для осознания себя необходимо исходить из трех положений: