Свою «трапезу» отделённый закончил первым. И, не мешкая, вновь берется за письмо. Его беспокоит: почему из дома нет писем, что могло там случиться? Может, заболели? Или того хуже?

Устал солдат ждать ответ на предыдущее свое письмо. Солдат далек от реальности. Ему чудится, что с того дня, как он отправил предыдущее письмо домой, прошло, по меньшей мере, месяц, а, может, даже и год. Он ведь судит со своей «колокольни». Его-то жизнь измеряется часами, а то и минутами. Вон, пули-то шальные как жужжат над головой. Чирк – и всё! Или мина залетит ненароком и жахнет. Опять же: был и не стало.

Одна радость у солдата… Нет-нет, не правда: две радости. Первая радость, что отогнали фашиста от окраин Москвы. Не только отогнали, а сильное теснение продолжается, враг, зверски рыкая, отходит. Вторая радость – весточка от родных, письмо из дома. Пусть всего несколько слов. Солдат и им бесконечно рад. Готов перечитывать на дню по десять раз. Все письма из дома не выбрасывает, а бережно складывает и носит в рюкзаке. Письма всегда с ним. Он чувствует телом тепло этих писем. И ему от этого очень хорошо, очень легко. Этот груз – не груз. С этим грузом он готов топать аж до логова фашистского зверя.

Несмотря на тяжесть фронтовых будней, несмотря на разлетающиеся веером осколки от разорвавшихся где-то неподалеку мин и снарядов, Анатолий Гробов улучает минутку, чтобы написать письмо родным.

Письмо датировано двенадцатым декабря 1941 года. Напомню, что всего семь дней назад закончилась оборона и началось контрнаступление под Москвой.

«Здравствуйте, дорогие Зинушка и Галочка!

Шлю вам свой горячий, сердечный привет и пожелания всего наилучшего в вашей жизни.

При первой же возможности спешу передать пару слов о себе, о своем житье-бытье, – господи, как надо любить жену и дочь, чтобы в разгар этого ужаса найти время и сесть за письмо. – Живу пока хорошо. Жив и здоров. А больше для нас ничего и не требуется. Фронтовая жизнь, конечно, имеет много своих особенностей. Но ведь я не первый день и, конечно, чувствую себя как рыба в воде; от каждого выстрела за пень не прячусь. Наш отпор врагу с каждым днем крепнет. Это вы должны видеть из газет, – Анатолий Гробов намекает на то обстоятельство, что в эти дни газеты широко освещают начавшееся контрнаступление под Москвой. – Уже близок тот час, когда эта кровавая гадина найдет свой конец. Мы им покажем, почем сотня гребешков и где раки зимуют! Фашизм не пройдет. Он может рыть себе могилу на нашей земле. Этим извергам будет конец. И я горжусь тем, что уничтожению врага я тоже отдал свои силы и свои знания. Наша вера в победу непоколебима и это верный залог нашей победы над врагом.

За меня не беспокойтесь. За себя я сумею постоять. И не так-то просто меня вывести из строя. Порода наша довольно живучая. Как живете вы? С письмами у меня неблагополучно. Получаю лишь письма, отправленные на Раздольное, – Анатолий Гробов имеет в виду прежнее место службы на Дальнем Востоке. – По новому адресу пока не получил ни одного письма.

Все! С приветом – Анатолий Гробов».

Как, должно быть, тяжко фронтовику, как мучительно долго тянется время, если он думает, что за столь малый срок можно получить ответ.

Предыдущее письмо и это отделяют всего семь дней! Для него час – это вечность… А тут целая неделя! Величина, в условиях фронта, космического масштаба. Понимают ли это там, глубоко в тылу, в предгорьях Северного Урала?

От Советского Информбюро…

«К 13 декабря в результате решительного контрнаступления героической Красной Армии под Москвой ударные группировки немецко-фашистских войск потерпели поражение… В результате освобождены города Тихвин, Елец и десятки других населенных пунктов…»