– Люда! Помоги мне! – в самый неподходящий момент звала её сестра, и ей ничего не оставалось, как быстро умываться и делать вид, что или спала, или играла с куклой-моргуньей. Так она называла единственную, а потому любимую, игрушку, которую подарили ей родители. Кукла при наклоне вниз закрывала глаза, при движении в обратную сторону – открывала, а из пищалки на спине доносилось что-то похожее на «ма-ма». У Моргуньи были длинные золотые волосы, которые девочка старательно заплетала в косы, шила ей платья и … завидовала: гардероб куклы обновлялся чаще, чем у неё самой.

У сестры тоже была игрушка – большой, в натуральную величину грудного ребёнка, «голыш». Для него одежду шили Лена с соседкой. У Аллы мама работала на швейной фабрике, она часто приносила домой много не нужных для производства разноцветных лоскутков, из которых получались любопытные вещи: трусики, пижамы, комбинезоны, штанишки на лямках, панамки – всё для мальчика. Каждая обновка для кукол обсуждалась – у кого лучше.

Люде тяжело было соперничать – её кукла носила платья, сшитые из старых маминых вещей, которые зачем-то хранились на чердаке. Туда девочки частенько заглядывали. Им было интересно, в чём же ходили их родители?! Что-то примеряли на себя, а потом долго смеялись: в старинных платьях они походили на светских дам. В большом фанерном ящике находились не только одежда, но и обувь, которая уже не продавалась в магазине. Примерив боты, высокую резиновую обувь, которую надевали поверх туфель или ботинок в дождливую погоду, Алла попыталась сделать в них шаг-другой, но тут же упала … И снова они беззаботно хохотали. Отыскав веер, девочки представляли себя барышнями на сказочном балу, которым вдруг сделалось дурно.

Их экскурсия в прошлое иногда длилась до прихода родителей с работы. Спасало от наказания умение Лены вовремя разглядеть на горизонте поднимавшуюся в горку маму. Из окна чердачного помещения вся улица была видна, как на ладони. Тогда они быстро выбирались оттуда и делали вид, как будто целый день занимались чем-то полезным.

Люде нравилось бывать у соседей. У Аллы было два брата: старший – Витя и младший – Саша. Они помогали матери вести хозяйство, вся мужская работа лежала на их плечах. Мыла полы и посуду, готовила обед сестра. Тётя Шура, их мама, слыла женщиной строгих правил, поэтому редко улыбалась, всё время проводила в заботах. Иногда Люда побаивалась её, впрочем, как и своего отца, который держал дочерей в «ежовых рукавицах».

Тётя Шура часто ругала своих детей, считала, что так она вырастит их настоящими людьми. В свободное время, как и большинство женщин на улице, стряпала. Мила любила усаживаться на большую скамейку у стола и ждала, когда тётя Шура достанет из печи сковороду, на которой жарились лепёшки. Секреты их приготовления знала только она. А ещё маленькая соседка любила огромные макароны, которые тётя отваривала, а затем посыпала сахарным песком.

– Люда, иди домой, я приготовила макароны с тушёнкой! – звала бабушка Катя.

Эти слова, как всегда, были некстати. С аппетитом внучка ела только у соседей, наверное, потому что макароны там делали сладкими, а не с жирной свиной тушёнкой, которую она не любила. Но однажды Люда нашла выход. Платье из мягкой оранжевой фланели отличалось от других, сшитых мамой, большими карманами. В них она и положила липкие макароны. Родители долго смеялись над ней, но впредь запретили приносить еду. Алле, наоборот, нравилось всё, что готовилось в соседском доме. У Степановых любили и деревенские блюда: тюрю и мурцовку. Под тюрей понималась кипячёная вода с чёрным хлебом и сахарным песком. Мурцовку готовили просто: мелко нарезали зелёный лук, чёрный хлеб без корки, солили, перчили, заливали ароматным подсолнечным маслом и холодной родниковой (!) водой.