Тут же появилась прилучившаяся именно в это время на данном месте баба Фрося, которая, мелко-мелко крестя полулежащего на ступеньках священника, затараторила:

– Лом, лом, выйди вон изо всех жил и полужил, изо всех пальчиков и суставчиков. Лом колючий, лом могучий и стрелючий, и денной, и полуденной, и ночной, и полуночной, часовой, глазной и куриный, и лом серединный. Ступай, лом, в чистое поле, в синее море, в темный лес под гнилую колоду. Не я хожу, не я помогаю, ходит Мать Божья Пресвятая Богородица…

До отца Стефана дошло, чем его потчуют, и, вспомнив семинарские годы, он рявкнул:

– Изыди!

Ефросинья сгинула с глаз настоятельских, как будто ее и не было, лишь слышались ее причитания и сетования.

Сергей Иванович оказался более практичным и рассудительным:

– Вам, отче, к нашему костоправу надо. Он тут рядом живет…

– Я лучше в больницу, – кривясь от боли, выдавил из себя отец Стефан. – А то и там мне начнут «как на море-океяне бесы кости собирали».

– Нет, батюшка, – уверил Сергей Иванович, – наш костоправ читать ничего не будет, а вот ногу на место поставит. Да и больница далеко…

Настоятель по причине полного отсутствия возможности двигаться согласился. Сергей Иванович тут же подогнал свою, купленную во времена советские, «копейку», усадил в нее вздыхающего батюшку, а затем спросил:

– Бутылку в лавке возьмем или благословите церковного из кладовой принести?

– Какую бутылку? – не понял отец Стефан.

– А рассчитываться с костоправом вы чем будете, отче? – удивился Сергей Иванович.

Настоятель благословил взять «церковного».

Василий, с утра вставив диски на пояснице очередного, «из городу» приехавшего клиента, пребывал в настроении отдохновительном и философском. Это значит, что сидел он на скамейке в обществе соседа в собственном палисаднике, дымил «Примой» и рассуждал на околомедицинские и философские темы.

Сосед внимательно слушал. Да ему больше ничего и не оставалось, так как еще сто грамм из васильевского гонорара за лечение горожанина он мог получить только при условии полного консенсуса с мыслями и идеями костоправа.

Тут и подкатил видавший виды жигуленок Сергея Ивановича.

– Вот видишь, сосед, – прервав философские изыски, сказал Василий, – мне сам Бог помогает. Ко мне служителя Своего направил… Ты пойди, соседушка, помоги попу дошкандыбать до хаты, вишь, на нем лица нет, и в юбке своей он путается.

Пока Сергей Иванович с соседом вели отца Стефана в дом, Василий успел снять затертый пиджак периода позднего брежневизма и надеть белый халат того же времени и той же кондиции, на кармане которого было вышито: «МТФ 1 смена».

– Что случилось, отец святой? – приняв профессорский вид, спросил костоправ.

– Да вот, крыльцо… ступенька… – только и мог ответить священник.

Усадив больного на стул, Василий склонился над ногой батюшки, ловко расшнуровал ботинок и так же профессионально стащил его.

Нога заметно распухла.

– Ты, отец святой, какого года будешь? – продолжил задавать вопросы Василий, ловко и сноровисто ощупывая ногу сельского пастыря.

– Шестьдесят пятого, – ответствовал отец Стефан.

– А чего ж жены не завел, деток не заимел?

– Так целибат я.

– Это как? Целитель, что ли? – не отставал костоправ, продолжая свои непонятные манипуляции над конечностью батюшки.

– Да нет, – смутился отец Стефан, – это просто если до того, как стал священником, не женился и монашество не принял, то становишься целибатом. Уже матушку иметь нельзя.

– Вот как?! – изумился Василий. – И как же ты с этим горем справляешься, без бабы мужику ведь никак нельзя?

Отец Стефан, дабы уйти от совершенно ненужной и не нравящейся ему темы, решил перевести разговор в иную плоскость. Тем более что ему тяжело было думать над правильностью и доходчивостью своих ответов и одновременно следить за манипуляциями рук костоправа.