В годы независимости Украины местный совхоз ликвидировали, сады и виноградники выкорчевали, от производственных построек остались, говорят в интернете, «груды битого камня». Зато на берегу Азовского моря поднялись коттеджи.

В 2022 году Счастливцево вернулось в Россию. Намечаются перемены к лучшему. Проведён распределительный газопровод Счастливцево – Геническ. Ожили пансионаты и дома отдыха. Полным ходом идёт строительство арт-кластера «Таврида» – круглогодичного городка, центра для творческой молодёжи всей страны.

В 1938-м отец, окончивший неполную среднюю школу, мог пойти в 8-й класс. Был шанс поступить в среднее профессиональное учебное заведение, но в Геническе и Джанкое таковые отсутствовали.

Родители ратовали за Феодосию, там было у кого – дальних родственников – остановиться на жильё. Да и выбор казался немал: техникумов шесть и педагогическое училище, готовившее учителей начальных классов.

Учиться на товароведа, фельдшера или помощника агронома подросток не пожелал. А пробиваться в гидрометеорологи не решился: тут ежегодно конкурс, на каждое место семь человек. Выбрал педагогическое поприще.

Заявления принимали до 15 августа. Без испытаний зачислялись те, кто по основным предметам окончил семилетку на «отлично», по остальным – не ниже чем на «хорошо». Отец был, как говорится, хорошистом, но способности к рисованию и пению имел, откровенно говоря, посредственные. Такие они, между прочим, достались и мне.

Пришлось после выпускных экзаменов готовиться к вступительным. А в начале августа пустились в дорогу.

Отец мог и сам добраться: довоенная молодёжь рано взрослела. Дед решил иначе. С одной стороны, Тимофей Фёдорович основательно загрузился продуктами для родственников, обещавших приютить мальчишку, а с другой, хотел помочь ему приодеться.

Эра междугородных автобусов не наступила, до Геническа ехали попуткой. Оттуда поездом, с пересадкой в Новоалексеевке, до Джанкоя. Дальше – по однопутной железной дороге в опалённом засухой восточном Крыму.

Стоял знойный август; по данным архива погоды, температура превышала 30 градусов. Представляю, как состав осоловело тащится в степи, стоит на разъездах, пропуская встречные. В раскалённом на солнце вагоне нечем дышать. Увядшая пожухлая трава устилает землю, бурые стебли бурьяна покачиваются на волне суховея. Кое-где на ровной, как стол, поверхности возвышаются курганы – часовые ушедших веков.

Оазисами в пустыне выглядели станции, особенно Сейтлер (Нижнегорская), где вековые тополя и сады пили воды Салгира и его притока Биюк‑Карасу.

После Владиславовки, откуда разбегались керченская и феодосийская ветки, рельеф стал разнообразнее: глубокие балки, долины, холмы. Постояв на станции Сарыголь (сейчас Айвазовская), предпоследней, отправились дальше. Подросток, понятно, смотрел во все глаза.

Слева за вагонным окном открылось море, слитое с широким устьем Байбуги. А с противоположной стороны потянулся проспект Ленина, с 2003-го проспект Айвазовского.

Поезд нырнул под Межениновский пешеходный мост. Справа от него выглянул из пышной зелени особняк. Он и сейчас похож на дворец из восточной сказки – миниатюрные минареты, купола-полусферы, колонны, крытые галереи, террасы, стрельчатые арки, мозаичные окна, ажурные решетки, стройные кипарисы. Это, пояснили отцу, один из первых в Крыму санаториев для трудящихся, а до 1917-го – дача Стамболи, сына табачного фабриканта.

За невысоким серокаменным заборчиком проплыли роскошные особняки. Вот, указал кто-то знающий, вероятно из местных, Инфизмет – Институт физических методов лечения с грязелечебницей. А вот санаторий для работников железной дороги, больных туберкулёзом.