— Да угомонись ты, живой я, — говорю сквозь зубы. Зубной — это наш старый товарищ. Он нам с подросткового возраста все порезы и огнестрелы латал. Мы никогда законопослушными гражданами не были, поэтому свой человек был нужен. Не попрусь же я в приемное отделение с огнестрелом и своим стволом за поясом. Повяжут. — На дорогу смотри.
— Салон мне не залей только, — говорит Руст.
— Помоешь, руки не отвалятся.
— Почти приехали, — слышу голос как сквозь толщу воды, отъезжаю немного, больно, да и крови дохера потерял.
Очухиваюсь, когда Руст меня лупит по щекам. Поднимает, вытаскивает из машины и помогает зайти в дом. Повисаю на нем, опираясь на плечо и плетусь, прижимая к боку уже насквозь кровавое полотенце.
Надеюсь, что Марина гуляет, спит или просто сидит в своей комнате и не увидит меня таким. Она уже пару раз видела меня не в лучшем виде, но на огнестрелы не попадала, несмотря на то что их было парочку.
Руст открывает дверь в дом, мы заходим всё в том же положении в гостиную, и сука-а-а-а, что за несправедливость. Моя дочь сидит ровно на том диване, куда я очень хочу приземлится. Мало того, сидит она там не одна, а со своей подружкой… Заинька моя. Не хотел бы я, чтобы она видела меня в таком виде.
— Господи! — вскакивает та с дивана, закрывая руками рот. Следом подскакивает дочь. В голове и так шумит пиздец просто, еще эти две сирены орут.
— Не орать, — говорит Руст строго, приземляя меня на диван. Ну, вроде доехал, как планировал.
— Ч-что случилось? — слышу дрожащий голос дочери, а сам смотрю на Дарину. Она стоит в таком ужасе, как будто я уже труп. Теперь она наверняка будет меня бояться, ну пиздец. — Что произошло?!
— Огнестрел произошел, не кричи, пожалуйста, у меня башка лопается, — хриплю, прижимая полотенце посильнее. Сука, белый диван… Кожаный, конечно, но всё равно проще будет выкинуть, походу. Ебучий Марк!
— Чем помочь? — голос заиньки хриплый, испуганная, но всё равно пытается помочь, храбрится, хотя вот-вот расплачется.
— Поцелуй, — усмехаюсь, замечая, как округляются ее глаза. — Вдруг у тебя поцелуи лечебные?
— Лечебные поцелуи уже приехали, — говорит Руст, — идет. Дамы, прошу на выход, зрелище будет не из приятных.
Дамы, блять… Идиота кусок.
— Давид? — шепчет заинька. Переживает.
— Идите. Заштопают и буду как новенький. Но потом всё равно поцелуешь.
Кивает, даже не сопротивляется, надо было что-то посущественнее просить. Вот я олень, а. Ладно. Посущественнее она потом мне и без уговоров даст. Потому что сама захочет.
Зубной заходит как обычно уже при параде — в белом халате, — и со своим тревожным чемоданчиком. У него там всё есть на все случаи жизни. Бутылка для храбрости, тряпка в рот, чтобы не орал, обезбол всевозможный, ну и лекарства, конечно.
На самом деле я думал, будет хуже, а в целом всё терпимо. Особенно когда уколы действуют. Док штопает меня с двух сторон, осматривает рану. Повезло, пуля не задела ничего, кроме мышечной ткани, но это херня. Неприятно, но не смертельно.
— Заживай, — говорит, когда заканчивает. — Перевязки сам сможешь?
— Найду помощника, — говорю ему и уже думаю, что принцесса неплохо бы смотрелась в халатике медсестрички. — Спасибо, док, буду должен.
— Аккуратнее в следующий раз, — кивает он, зная, что я обязательно обращусь к нему снова.
— Дочь, — зову Марину. Через секунду в комнате появляются обе девушки, явно стояли под дверью все это время, вот же… — Проводи гостей, пожалуйста, — прошу ее вывести Рустама и Зубного. Она как в прострации, кивает как робот и молча идет к выходу.
А мы остаемся с принцессой вдвоем.
— Кто-то обещал поцелуи, — напоминаю ей. Она стоит в паре метров, тушуется, руки к груди прижимает. — Я жду.