— «Отличный выбор!» — летит мне в спину. — «Расскажу тебе сказку о потерянном времени…».

Не в бровь, а в глаз чертов пылесборник.

5. Глава 5. Застолье

— Ты совсем не ешь, Платон, — замечает Сара Львовна, тарелка которой пустеет уже во второй раз за вечер. Сначала после холодных закусок, а теперь после горячих. — Разбаловали тебя, видать, разносолами. Костя, все приготовлено просто чудесно!

В моей тарелке кусок холодца давно превратился в лужу, в которой утонула курица-гриль. 

От зверского аппетита не осталось и следа.

Лея сидит ровно напротив меня, и я стараюсь смотреть, куда угодно, только не на нее. Но забыть о ней или игнорировать ее присутствие, не удается.

Ведь за столом только и разговаривают, что о поразительных изменениях в Леиной внешности. И каждый пункт, как новый гвоздь в крышку моего самообладания.

— Ну брекеты ладно, — говорит Юля. — Тебе их еще в прошлом году сняли, верно?

— Да, — кивает Лея. — У меня резцы никак не хотели выпрямляться, пришлось носить дольше обычного.

— Помнишь, Платон, как поздно у Леи зубы стали выпадать? — сама того не зная, добавляет масла в огонь Сара Львовна.

Боже мой, я ведь все еще помню, как она улыбалась беззубой улыбкой лет в десять.

И как улыбалась, задыхаясь перед оргазмом, тоже помню.

Как совместить эти две картинки и не сойти с ума?

Я ведь относился к ней как… к старшей Юлиной сестре. Не как к родной дочери, все-таки у Леи есть собственные отец и мать, но она в свое время так много времени проводила у нас дома, что казалось жила здесь больше, чем у Розенбергов.

— … Ну вот, когда зубы наконец-то выпали и выросли новые, мы еще и затянули со сроками установки брекетов, — продолжает Сара Львовна. — В тот год Яков как раз поступал в балетную школу, помнишь, как сложно это было, Юленька? Сколько нервов и времени! Вот Лее и пришлось носить брекеты дольше положенного.

— Ничего страшного, мам. Брекеты мне никак не мешали жить полноценной жизнью, — отвечает Лея, а я стискиваю нож в руке.

Только я считываю контекст — получается, даже девственности она лишилась, когда носила брекеты. 

Ну еще бы. Такую похотливую, как она, никакие железки во рту не остановили бы!…

— А волосы? Где твои кудряшки-пружинки? Что ты с ними сделала? — продолжает Юля. — Поразительный контраст! Теперь они прямые, гладкие, а уж как блестят.

На ощупь они тоже как шелк. А уж как контрастно рассыпаются на белом постельном белье или по ее спине…

Хочется вонзить себе вилку в глаз, чтобы хоть на мгновение перестать думать о ней в постели.

— Ничего такого, — равнодушно отвечает Лея. — Стрижка и кератиновое выпрямление.

Понятия не имею, что это такое, но тех, кто его делает, надо посадить под арест за введение в заблуждение других людей, которые рассчитывали увидеть кудряшки!

— А как же очки? — продолжает Юля. — Я даже в скайпе не видела тебя без них!

Да, те самые, в тяжелой оправе, из-за которых я, видимо, так и не разглядел ее черных глаз раньше. Где хотя бы они?!

— Перешла на линзы. А сейчас в Питере, думаю, сходить на обследование. И если это возможно, провести лазерную коррекцию зрения. Линзы мне тоже надоели.

У меня просто не было шансов ее узнать. Это незаконно так сильно меняться за каких-то шесть лет!

Но почему, почему она, черт возьми, сама не сказала, кто она такая? Почему вообще так легко согласилась переспать? Зачем ей это понадобилось?

— Лазерная коррекция? Тогда тебе понадобится помощь! — быстро реагирует Юля. — Говорят, из-за специальных капель зрачок так расширяется, что почти ничего не видишь. Да и после коррекции какое-то время ходишь будто слепая. У нас одна девочка балерина делала. Василиса, если помните, Сара Львовна. С Яковом танцевала одно время.