Евникея оправила на голове глубокий куколь с крестом и словами молитвы и ехидно заметила:

– Только не думай, Мишаня, что на тебе свет клином сошелся. Есть у Великой государыни и другие возможности, так что постарайся быть первым.

– Это что за возможности? – насторожился Салтыков и посмотрел на мать сквозь прищур холодных глаз.

– Не твое дело, – ответила старица, – ты о своем думай!

Полог задернулся и возок, сорванный с места четверкой вороных коней, стремительно исчез за поворотом.

Михаил проводил его хмурым взглядом, обернулся и пошел, но не в дом, как можно было предполагать, а к другому возку, одиноко стоявшему чуть поодаль от проезжей дороги. Внутри возка сидел закутанный в шубу лекарь Преториус, прижимавший к груди небольшой деревянный сундучок «скрыню»12, за внешний вид прозванный в народе «теремом».

Салтыков молча уселся напротив лекаря и долго, не моргая, взирал на него пустым взглядом водянистых глаз. Молчание явно затянулось. Преториус нервничал, настороженно вглядываясь в лицо начальника Аптекарского приказа. Он кожей чувствовал, что именно сейчас должно произойти что-то важное, то, что изменит его судьбу. Он гадал, но не мог предположить, о чём в конечном счете пойдет речь. Очевидно было только одно, дело это было грязным и опасным, ибо только для таких дел Салтыков и держал чухонца подле себя.

– Поедешь в Нижний, к бывшей царской невесте Марии Хлоповой, – проговорил наконец вельможа, откинувшись спиной к стенке возка, – скажешь от государя послан, нужные бумаги Потемкин тебе сделает.

– И? – спросил Преториус, не дождавшись конца фразы.

– Никаких И! – резко одернул его Салтыков. – Лечить ее будешь со всем тщанием и заботой.

Худое лицо чухонца вытянулось в гримасу недоумения. Салтыков понизил голос.

– Только вот, – прохрипел он, едва шевеля губами, – до прибытия дознавателей боярина Шереметьева дожить она не должна. Понял?

– Понял! – удовлетворенно улыбнулся Преториус, осознав наконец суть своего задания.

Салтыков несколько раз моргнул и, глядя на лекаря как на пустую стену, продолжил:

– Мать требует тетке помочь, а тут в пору свою голову из-под плахи уберечь. Пять лет назад врачебную сказку Балсыря с Бильсом писанную для государя я подделал и отправилась порушенная невеста прямой дорогой в Тобольск, комаров кормить. А сейчас царь мне не доверяет. Дознавателями к Машке Шереметьева с Глебовым шлет, а врачей с ними прежних посылает, Бильса да Балсыря! Понимаешь, что будет, если правда откроется?

– Понимаю! – охотно кивнул головой Преториус.

– Ничего ты не понимаешь, чухонец, – мрачно произнес Салтыков, тяжелым взглядом уставившись в переносицу собеседника.

– Ты думаешь, зачем я тебе все это говорю? А говорю я это затем, чтобы ты понял – жизнь твоя целиком от меня зависит. Порошок, что не дал царской невесте две недели от утробы кровавой13 избавиться, кем приготовлен был?

Лекарь невольно вздрогнул и опустил глаза в пол.

– Теперь понял? – холодно улыбнулся Салтыков, – меня – коль правды не скрыть, лишат чина и сошлют туда, куда Макар телят не гонял, а с тебя на дыбе с живого кожу спустят и жилы вытянут. Так что не вздумай меня предать.

Михаил хлопнул приунывшего лекаря ладонью по плечу и вышел из возка.

– Езжай! – сказал он бодро и махнул рукой возничему.

– Деньги и бумаги получишь в Приказе.

Застучали копыта коней. Заскрипели полозья и возок неспешно тронулся. Михаил не стал провожать его. Начинался апрельский снегопад. Легкие почти невесомые хлопья снега, кружась, падали на землю, засыпая грязь и слякоть деревянных мостовых. Снега оказалось так много, что за короткое время лёг он на землю слоем в два вершка. Салтыков поежился и, открыв тяжелую, кованную железом калитку, скрылся во дворе своего дома.