Через десять минут становится чересчур оживленно. Я допиваю свой кофе и встаю с места. Направляюсь к своему кабинету, по пути здороваясь с коллегами, с которыми работаю уже около года. Мне нравится здесь. И коллектив, и начальство что надо. Да и корпоративная культура на высшем уровне.

Поворачиваю ручку двери своего кабинета и замираю. В моей кресле сидит Глеб и, уткнувшись в какие-то бумаги, сосредоточено изучает их. Он оказывается настолько погружен в этот процесс, что не замечает моего появления. Я подхожу и ближе, а взгляд случайно падает на мою сумку, которая лежит на стуле. Но я точно помню, что оставляла ее на столе. Внутри меня зарождается беспокойство. Глаза вновь находят Ланского, который, нахмурившись, по-прежнему не отрывается от документов. Он перелистывает страницу, и я успеваю заметить логотип клиники. По спине бежит холодок, а ладони немеют от легкого покалывания. Мое дыхание становится шумным, и в этот момент Ланской отрывается от бумаг, переводя свое внимание на меня.

– Ты не беременна, – хрипло произносит он, в то время как я уже лечу в огромную пропасть.

– Ты рылся в моих вещах? – едва срывается с моих губ.

– Ты не беременна, – повторяет снова, глядя в документ, находящийся в его руках..

– Кто дал тебе право приходить сюда и рыться в моих вещах? – сердцебиение учащается, а дыхание становится сбивчивым. Опускаю глаза на свои руки, которые заметно трясутся от наглости и бестактности Ланского.

– Я бы ни за что не стал этого делать, – спокойным тоном говорит Глеб.

Несколько секунд мы сверлим друг друга испытующим взглядом. И Глебу, и мне есть, что сказать, но никто из нас не решается первым затронуть общее прошлое.

– Что ты вообще здесь делаешь? – я выхватываю бумаги из рук Ланского и с остервенением заталкиваю их обратно в сумку. – Я выслушала предложение, подумала и решила, что мне это не подходит. Так какого черта ты явился?

Не могу совладать с нахлынувшими эмоциями, поэтому отвечаю резко, грубо. Или просто так, как он этого заслуживает. Глеб Ланской ни имеет ни малейшего права лезть в мою жизнь спустя столько лет.

– Марина, остынь, ладно? – в его тоне слышатся напряженные нотки.

– Что ты хотел? У меня мало времени. Работа не ждет, – почти по слогам говорю я.

– Я случайно задел сумку, она стояла на краю стола, – продолжает мужчина. – Из нее выпали твои обследования. Я их поднял.

– Ты не имел права смотреть то, что тебя не касается, – громко выплевываю я. – Говори, что хотел, и уходи.

– Я увидел в анамнезе беременность, – немигающим взглядом Глеб смотрит на меня, отчего я мое сердце сжимается. – И твой диагноз. Мне очень жаль, Марина. Но это не повод отчаиваться. Есть множество способов. Было бы желание.

– Это не твое дело, – каждое его слово срабатывает словно красная тряпка. Это мой секрет и моя боль, и я не хочу, чтобы Глеб засовывал туда свой нос. Особенно после того, как он поступил со мной.

– А вот это вызывает сомнения. Здесь указан год, когда случился выкидыш, – он делает паузу, а нервное напряжение между нами становится практически нестерпимым. Внутри меня все кипит от болезненных воспоминаний. – В тот год мы встречались с тобой, Марина. И если мне не изменяет память, разошлись мы только в конце года.

– И что ты этим хочешь сказать? – с трудом выдерживаю его холодный, полный презрения взгляд. Мужчина будто видит меня насквозь.

– Ребенок был моим? – голос Глеба грохочет, буквально оглушая меня.

Мужчина плотно сжимает губы и прищуривает глаза в ожидании ответа. Мне ничего не стоит сейчас сказать правду, но только, что это изменит. С тех пор утекло много воды, а, значит, нет никакого смысла ворошить прошлое.