– С друзьями. Отдыхали вместе.

– В клубе "Конго"? – прищурился.

– Да.

– Это ваше?

Ивченко достал из ящика стола мои документы.

– Мое. Только вот куртка подевалась куда-то.

– Она у нас. Вернем. Почему же вы ушли из клуба, оставив в нем куртку с документами?

– Вышел сигареты купить, они в клубе дорогие больно, – нашелся я.

– И?

– Вернулся, клуб пустой. Все закрыто, и куртки моей нет.

– А почему вышли без куртки? Холодно ведь еще по вечерам.

– Так думал по-быстрому. А пришлось пробежаться.

– Ясно. И факт отсутствия вашей верхней одежды не обеспокоил?

– Нет. Мне же сказали, что налетел "Беркут", всех забрали и вещи тоже.

– Положим, забрали не всех, ну да ладно. А где вы сигареты купили? И где они? Показать можете?

Вот я осел! Такой пустяк, и не додумать!

– Закрыто все было. Поздно, потому и не купил ничего.

– Так-так. Ясно. Мне вот иная картина представляется. Что вышли вы совсем не за сигаретами. Так ведь, гражданин Воронцов?

– А зачем? – и тут до меня начало доходить.

Он ведь думает, что это я мог Ксению привалить – время моего отсутствия может совпадать с временем убийства! И не скажешь ему, что отвалил я по-тихому, благодаря корешу Вовке из спецназа. Спалю товарища. А это распоследняя пакость.

– А-аа… вижу, соображаете! – довольно хмыкнул следователь. – И правильно. Лучше сразу признаться, и дело с концом.

– В чем признаться? – я подался вперед. – Не убивал я. Сами же знаете.

– Не знаю.

– У меня есть свидетели, которые подтвердят, что отсутствовал я всего-навсего не более 10-15 минут, а за такое время даже Освальд убийство не обтяпает, – уверенно произнес я, хотя до абсолютной уверенности мне было так же далеко, как арабу-смертнику до сострадания.

– Шибко грамотный? – Ивченко недобро прищурился. – Может, стоит тебя в камере подержать чуток, да профработу провести, чтобы не умничал, а?

Я взирал на него со спокойным безразличием, понимая, что иного мне не остается. Этот человек внушал опасение, он буквально источал какие-то волны, заставляющие испытывать страх. Я не сомневался, что все его подопечные рано или поздно кололись как грецкие орешки под сильным ударом молотка, но в себя я верил не меньше. Знал, что не расколюсь, и то, что знаю, – не солью. Почему, спросите вы? Да потому, что уровень моего самоуважения и гордости был настолько высок, что я готов был стерпеть многое, лишь бы не ударить в грязь лицом, не уронить собственного достоинства и не попортить так тяжело зарабатываемый авторитет в этой сложной жизни. Мы некоторое время молчали. Я видел, что ему очень хотелось упечь меня в предвариловку, но отсутствие весомых оснований, кроме того одного единственного факта, что в период операции "Беркута" я отсутствовал в клубе и это время совпадало с приблизительным временем убийства Розановой, не давало ему полного права применить ко мне задержание. Ведь он понимал, что все равно отпустит меня, потому что знал, – я не мог быть убийцей, ведь есть свидетели, которые подтвердят, что во время убийства я был далеко от того места.

– Сейчас мы поедем в морг. Мне нужно, чтобы вы опознали труп, – недовольно проскрипел капитан, поднимая свой милицейский зад со стула.

Разве мог я ему возразить?…

На этот раз мы ехали втроем на служебной машине, за рулем которой сидел молоденький паренек, видимо, таким образом начинающий свою незавидную карьеру в органах правопорядка. Минут через пять мы свернули с главной дороги на второстепенную, ведущую в объезд областной клинической больницы, и я скумекал, в какой именно морг мы направляемся. Как вы уже догадались, созерцать жмуров не входило в перечень моих любимых занятий, однако лучше покорно изучать дохликов, чем вызвать раздражение следователя и загреметь в каталажку на пару суток. Так и есть. Дорога привела нас к ржавым, настежь распахнутым воротам, минуя которые мы очутились во дворе больницы и, свернув вправо, шурша колесами, подкатили к зданию морга. Тихий теплый ветерок ласково щекотал лицо, где-то щебетал соловей, согреваемый нежными лучами солнца, и безоблачное небо над головой радовало глаз.., а вот другой глаз напрягался от того, что всю эту природную красоту приходилось ощущать вблизи отеля для покойников, что напрочь угнетало всю романтику внутри. Это одноэтажное строение выглядело ничуть не лучше тех самых ржавых ворот, которые мы только что проехали, длинное, как кишка, обшарпанное и мрачное, с серой шиферной крышей и местами разбитыми окнами. Выйдя из машины, мы направились ко входу, вошли внутрь – и я чуть в обморок не грохнулся от волны трупного смрада, резкого и едкого, в мгновение пахнувшего на нас. До конца дней не забуду этот сладковатый запах смерти. За свою шальную жизнь я успел повидать жмуриков, успел "насладиться" ароматами разлагающейся плоти, но то, что я увидел здесь, превзошло самые смелые мои впечатления и ожидания. В коридоре нас встречал невзрачный человечишко в серовато-белом халате, замызганном, как и само помещение морга. Такое впечатление, что здесь поработал грамотный маркетолог, создав некий брэнд под названием "Ля-жмур" с отличительным корпоративным стилем – здесь все было серое, мрачное, пропитанное зловонием.