Бретт слушал британца и не верил своим ушам. Если это не пустая похвальба, масштабы происходящего поражали. Получается, что недотёпы вроде Терри Уильямса и Эшли Адамс подсели на компьютерные игры и видеоприставки, а миллионы других людей проводят всё свободное время в интернете лишь потому что чрезвычайно секретный отдел изменил ход человеческой истории? Если это правда, то перед нею меркнут все теории заговора.

Именно в этот момент он всё для себя решил. Неважно, насколько плохой вербовщик Руфус Донахью. Главное, что он сказал правильные и важные слова. Идёт война, невидимая безжалостная война. Солдату с развитым чувством долга и справедливости, такому как Бретт Гейслер, этого достаточно. Его не нужно долго уговаривать что-то сделать, если он понимает, что должен, – нет, обязан! – это сделать. Вот как сейчас. Внутренний голос спрашивал: «Если не ты, то кто?» Действительно, кому же ещё участвовать в войне, как не солдату? Ничего другого-то Бретт всё равно не умеет. Вдобавок у него постоянно стояла перед глазами картина с павшим замертво кузеном Терри, так что за прожорливыми тварями водился должок. «Морские котики» никому и никогда не прощают личных обид. Убив и сожрав Терри Уильямса, имаго стали кровными врагами Бретта Гейслера и им ещё предстояло узнать, каково это.

– Ладно, – сказал он. – Раз ваш директор не спит, почему бы и впрямь не пройти собеседование.

Агент Донахью был доволен, приписав успех своему красноречию.

– Отлично, друг мой! Тебе у нас понравится. Кстати, мы уже приехали.

Слушая агента Донахью, да вдобавок плохо ориентируясь в городе, Бретт так и не понял, куда они заехали. Он увидел невысокое и ничем не примечательное офисное здание, в котором горела всего пара окон.

Руфус Донахью въехал на подземную парковку. Они с Бреттом вышли из машины и поднялись на лифте на самый верхний этаж. Бретт увидел обычный офисный зал, наполненный рабочими столами, отделёнными друг от друга перегородками, огромные мониторы на стенах, стеллажи, многофункциональные печатные устройства, кулеры и прочую дребедень.

Сейчас, посреди ночи, здесь было темно и безлюдно, лишь в одном-единственном кабинете за прозрачной перегородкой горел свет.

– Нам туда, – сказал Руфус Донахью.

Директором отдела «Лямбда» оказался высокий мужчина плотного телосложения, с осунувшимся лицом, седыми висками и большой лысиной. Его серый и невзрачный костюм госслужащего был старым и отнюдь не таким дорогим и стильным, как у агента Донахью. На вид директору было слегка за пятьдесят. Он выглядел усталым и не совсем здоровым.

– Директор Окли, – представился он, пожимая Бретту руку. – А вы значит тот самый сержант Гейслер, предположительная жертва «травмы прозрения»…

– Уже не предположительная, сэр, – поправил его Руфус Донахью. – Сегодня сержант прошёл боевое крещение.

– Ого! – в глазах директора Окли вспыхнул интерес. – Ну и как он держался? Как себя показал?

– Показал превосходно, сэр. Держался хладнокровно, не дрогнул при виде имаго и уложил тварь одним выстрелом, не допуская и мысли, что ему всё мерещится. Признаюсь вам честно, сэр, я первый раз вижу человека, который в подобных обстоятельствах ни на миг не потерял самообладания.

Директор Окли неспешно кивнул.

– Ну что ж, раз так, сержант, значит обстоятельства существенно сэкономили нам время. Вы сами всё видели и теперь знаете, что происходит и с чем мы имеем дело. У «Лямбды» постоянная нехватка людей, потому что «травмы прозрения» единичны и нетипичны, а кто-либо другой у нас работать не может. Когда имаго является, его нужно уметь видеть. Перед тем его ещё нужно суметь почувствовать, чтобы знать, где именно он явится. Вы, сержант, один из немногих счастливчиков, кто способен на то и другое. Вы можете искать и уничтожать имаго.