А у нас, пока ждем результатов, в кулуарах свой разговор. Выясняется, что жители республики в обиде на своего президента за то, что он, по их мнению, раздувал опасность фундаменталистского ислама, таким образом выжимая из центра новые дотации. Поначалу он и нынешние события попытался списать на происки мирового терроризма, утверждая, что во время первого захвата из его кабинета звонили в Лондон. За инструкциями? Как раньше у секретарей обкомов КПСС была очередь на стихийные бедствия – чтобы получить дотации на их преодоление от центра, так теперь многим руководителям национальных республик угрозой терроризма выгодно подчеркивать свою незаменимость и преданность Москве.

И я уже мысленно начинаю формулировать выводы для материала в «Совершенно секретно». Москва понимает все так, как ей выгодно в данный момент. Вот уже и президент Путин отозвался о событиях в Карачаево-Черкесии, назвав их кризисом власти. Какой: местной или центральной? Он пояснил, что выборы лишь разжигают аппетиты национальных элит, а назначение из Москвы поможет избежать нагнетания страстей. Об этом же сегодня кричали и женщины Дмитрию Козаку, приехавшему в «Белый дом»: «Пришлите нам из Москвы президента, есть же у вас в администрации порядочные люди!» А если их на все регионы не хватит? А если дело не в самих выборах, а в их честности и неоспоримости результатов? Москва показывает пример местным элитам, как надо манипулировать мнением граждан, а потом ханжески кивает на несовершенство политической системы и массового сознания. Если же местных руководителей назначать из центра, то на наших необъятных просторах и с их необъятными полномочиями они быстро превратятся в персидских сатрапов.

На самом деле мы стали свидетелями ломки родовых отношений и перехода их на новый уровень. Феодальный. Именно в духе барона-беспредельщика действовал юный Каитов, не желавший считаться ни со сложившимся балансом сил, ни с родственными отношениями. Делил людей на наглых и слабых. Очевидно, что и рост «ваххабитского» (термин условен) влияния в республике, приведший к террористическим акциям Ачемеза Гочияева, к появлению ногайских и карачаевских боевиков, ко взрыву в московском метро Анзора Ижаева, – от разложения устаревшего родового сознания. 60 процентов молодежи считаются безработными, но при этом ездят на автомобилях и хорошо одеты. Их кормят семьи – большие фамилии, роды, а молодые, в свою очередь, выполняют поручения старших. Как Магомед Байчоров – поручения Расула Богатырева. Семья больше не может удержать в своей орбите безработную молодежь, которая не хочет весь свой век крутить хвосты баранам.

А животноводы из карачаевцев получаются великолепные, один кефир, открытый ими, чего стоит! Вот если бы еще и землю разрешили по-настоящему покупать. Но колхозы, уцелевшие от советской власти, не позволяют. Их руководители, прикрываясь родовой (коллективистской) фразеологией, не допускают современных аграрных отношений. Даже если уже разворовали весь колхозный фонд. Но карачаевцы к начальственному воровству относятся терпимо, только вот убийства своих детей терпеть не стали – к удивлению остальных российских регионов.

Ведь не в одной КЧР сложился треугольник «власть – бизнес – бандиты», в котором бесследно пропадают люди. Но только Светлана Герюгова смогла сказать в лицо и московскому полпреду, и приведенному им за руку местному президенту: «У меня был двухметровый здоровый и добрый сын, из которого отец сознательно не хотел выращивать Рэмбо, а мне на руки выдадут обгорелый обрубочек!» Женщины «Курска» так резко сказать не решились.