Так и не поймёшь, Грос шутил или заигрывал – оба варианта раздражали. Марсель не мог себе позволить ничего, кроме бесконечных напоминаний: у их союза нет будущего, они не могут быть вместе, нельзя поддаваться даже слабой надежде. Однако держать дистанцию с каждым днём становилось лишь труднее.

Он встретился взглядом с узкими глазами в зеркале заднего вида и отчётливо разглядел в них насмешку, которую этот мудак даже не пытался скрыть. Он дразнил вовсе не Вэл – забава предназначалась Марселю. И как много ему было известно? Про Рика и Донну тоже знал? Наверняка…

– Старший детектив, – она обратилась к Гросу с мрачной решимостью идти до конца. – Я не понимаю, говорите вы серьёзно или нет. Но если ваши…

– Ни слова больше, я понял тебя, – ответил он в том же тоне без намёка на улыбку, и Вэл снова застыла с приоткрытым ртом, в то время как в голове её бешено вращались шестерёнки.

«Да шутит он», – не выдержал Марсель и подсказал ей по внутреннему каналу связи.

«Да кто шутит с таким лицом? – рыкнула она и посмотрела на него с возмущением, будто это он над ней издевался, а не дурковатый начальник. – Нормальные люди когда шутят, то улыбаются! Тогда становится понятно».

«У всех разное чувство юмора».

«Это не юмор, а дурацкая фигня!»

– Снова шепчитесь? – усмехнулся Грос, в сотый раз подловив их за телепатической беседой, и продолжил говорить ни к кому конкретно не обращаясь: – Может, фенека завести? С недавних пор я проникся симпатией к этим милым зверькам.

«Я его не понимаю! – в панике воскликнула Вэл, а рыжие брови взлетели до середины лба. – Что он пытается этим сказать?!»

Ощутив медленно расцветающий в груди бутон ярости, Марсель покосился на Гроса, но не успел и слова сказать – тот его опередил, заговорив о предстоящей работе:

– Так, на рожон никто не лезет. Стараемся держаться в тени. Мы там чисто для того, чтобы оказать помощь в захвате тех, кто пытается по-тихому свалить дворами. Всем всё понятно?

– Да! – радостно подхватила Вэл.

– Старайтесь не разделяться.

– Поняла!

– Митингующие – преимущественно оборотни. Поэтому, Марсель, не расслабляйся.

– Митинг в поддержку Джака Афаски? – холодно уточнил он, давая понять, что в курсе дел.

В последнее время об Афаски гремели все новостные порталы. Оборотень, рождённый на территории Ксоры в третьем поколении, который баллотировался в мэры Уларка, но оказался выбит из предвыборной гонки из-за скандала, раздутого жёлтой прессой. А искусственность повода – в раннем юношестве он недолго баловался запрещёнными веществами, – взбудоражила толпу преданных активистов. Все понимали, что Афаски элементарно задвинули в тёмный угол из-за его радикальных взглядов и нежелания встраиваться в уже существующую систему, поэтому во всём медиапространстве стоял страшный шум.

На субъективный взгляд Марселя ксорийцы зря страдали демократической или тем более либеральной чепухой. Все эти смешные и жутко однообразные лозунги о свободе слова, доносившиеся изо рта каждого второго политического деятеля – мусор. Они всего лишь создавали видимость социального равенства, а на деле во многом перекрывали кислород местному населению. В том числе этот великий мученик и избранник от народа – очередная говорящая голова, за которой наверняка стояли большие дяди и тёти, преследующие свои цели.

Вот во Флемоа власть наследовалась из поколения в поколение. Все чётко понимали, перед кем надо было лебезить и с кого спрашивать за плохие дороги в княжестве. А сам Темнейший оставался при власти уже как несколько тысячелетий – он наряду с шестью довремёнными являлся прародителем всех ныне существующих вампиров и фактически был полностью бессмертным: его плоть не горела, а если её разорвать на мельчайшие кусочки, то ему достаточно капли крови, чтобы воскреснуть.