. Она имела наглость сказать, что общественности необходимо

Аннабель перестает слушать. При слове общественность она выпадает из контекста. Мама любит ее, и она любит маму – честно говоря, без мамы она бы со всем этим не справилась, – но иногда хочется, чтобы даже любимые люди оставили тебя в покое. Ненадолго, не навсегда, просто дали бы возможность побыть какое-то время в тишине. Аннабель выглядывает в окошко. Опускается ночь. Интересно, чем сейчас занят тот бобер? Темнота за окном пугает. Но она видит домобиль из Портленда, ярко освещенный, сияющий как луна.

– И бла-бла-бла, что-то еще, но он сказал, что ничего страшного, если ты вернешься к двадцать второму сентября…

– Что?

– Сет Греггори. Ты что, меня не слушаешь? Это важно.

– Большой грузовик проехал, я не расслышала.

– Он сказал, что ничего страшного, если ты покинешь пределы штата. Знаешь, я переживала из-за этого.

– Ладно.

– В общем, это хорошо.

– Ладно.

– Не огрызайся, Аннабель. Ничего, что я тут занимаюсь всей твоей жизнью? Посылка для тебя пришла от Amazon…

– О, да. Помнишь? Те акварельные ручки, которые были нужны мне для школы. Я верну тебе деньги. А еще лучше – дам тебе свой банковский пароль.

– В этом нет необходимости! После Айдахо ты уже будешь дома… через сколько… двенадцать дней?

– Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что я вернусь из Айдахо через двенадцать дней?

– Что значит: я имею в виду? Твой дедушка сказал, что вы договорились пересечь границу с Айдахо, а потом он привезет тебя обратно.

– Проклятие Аньелли. Он солгал.

– Что значит: солгал? Он не мог солгать! – Джина переходит на визг. Аннабель вынуждена отнять трубку от уха. – Я согласилась на эту безумную авантюру только при одном условии: что ты вернешься меньше чем через две не…

В трубке что-то шуршит. Теперь голос матери звучит приглушенно, протестуя на расстоянии, только слов не разобрать.

– Не волнуйся, я с ней разберусь, – вступает в разговор Малкольм.

– Боже, Малк, ты что, сойдешься с ней в рукопашной?

– Шестьсот, – говорит он.

– Шестьсот чего?

– Шестьсот долларов! На GoFundMe.

– Ты шутишь. Это же целое состояние.

– Ну, двести перевели твои бывшие боссы из пекарни, Клэр и Томас. И ты случайно не работала с этим стариком, Джанкарло?

– Мистер Джанкарло. Из «Саннисайд».

– Должно быть, это его дочь. Дженни Джанкарло, 75 баксов. Шестисот тебе, вероятно, хватит только на полпути через Айдахо, если не считать того, что ты уже потратила, но мы ведь только начали кампанию.

– Малкольм, у меня есть деньги на колледж.

– Ты что, не догоняешь? Люди хотят помочь.

Ей невыносимо это слышать. Отзывчивость бывших боссов, дочери мистера Джанкарло, незнакомых людей поднимает волну стыда, которая грозит обрушиться на нее и утопить.

– Аннабель, ау!

– Я здесь.

– Не пугайся, но, когда доберешься до Венатчи через три дня, у тебя там будет интервью с Эшли Начес из местной школы. Я скину тебе номер ее телефона. Позвони ей за час, и она встретит тебя в школьной библиотеке.

– Что? Зачем?

– Это пиар-кампания от твоего пресс-агента.

– Моего пресс-агента?

– Оливии. Зак занимается финансовыми вопросами. Я отвечаю за логистику.

– Ребята, вам вовсе не нужно этого делать.

– Мы обсудили общую стратегию и составили план с миссис Ходжес. – Миссис Ходжес – преподаватель по бизнесу и консультант по программе DECA[39] в школе Рузвельта. – Она подчеркнула необходимость публичного освещения, и Оливия уже вовсю этим занимается. Эшли Начес из школы Венатчи – только первая, с кем связалась Оливия, и она загорелась идеей интервью с тобой.

Аннабель стонет.

– Малк! Что тут вообще можно сказать?