Он был вторым лидером. Стоило признать, что Эррано талантлив – и Орден, и церковь богатели, увеличились подвластные им территории, выросло количество служителей, они стали могущественнее других и сравнялись силами с королем. Ортеге было всего двадцать шесть, но опыта и хватки у него, казалось, как у старика, который работал десятилетиями. Одного лишь не понимал Эйнар – он не чувствовал в нем ни капли веры в Эйна.

Наконец, мысли выстроились в единую цепь, видение того, что необходимо сделать, стало более четким, и Эйнар поделился услышанным и своим замыслом. Вместо ответа Эррано прошелся по комнате, задержал руки на фортепиано, поднял крышку, легонько провел пальцами по клавишам, наполнив келью нестройными звуками.

– И это все? – Эйнар сдержал вздох.

Конечно, он знал, что Ортега печется не о городе – тот был настоящим дельцом, и только финансовые дела его волновали. Но поделиться страхом войны, необходимостью бороться против замыслов короля было больше не с кем, и душа надеялся хоть на толику понимания.

Эррано опустил крышку, но недостаточно плотно, Эйнар видел зазор и от раздражения скрипнул зубами. Все должно было находиться на своих местах, в правильной последовательности, только так возможен порядок в мыслях, в поступках, в жизни.

– Сыграешь? Ты же умеешь? – Эррано повернулся с хитрой улыбкой.

У него было, пожалуй, самое порочное лицо из всех, кого знал Эйнар. Приверженцы их религии не следовали законам нестяжательства, и Ортега нарушал их первым. Он был из тех, про кого любят пошептаться, но ни один слух не был пущен зря.

– Умею, но не буду. Я говорю о городе!

Фортепиано было любимым предметом в комнате. Времени на музыку не хватало, но виделось в нем что-то красивое и уютное – это был кусочек спокойной жизни, какой она могла стать, да не становилась.

– Тебе надо расслабиться, – Эррано продолжил улыбаться, не теряя хитрого выражения. – Ты прав, король Альдо выбирает неверный путь, но не давая себе отдыха, ты не получишь город.

Ортега наполнил бокалы вином, услужливо принесенным послушницей, и протянул один из них Эйнару. Тот сделал едва заметный глоток – аромат ежевики оттеняли тонкие ноты гвоздики и корицы.

– Полезно для сердца, – Эррано усмехнулся и обошел кресло, на котором сидел Эйнар.

Ортега положил руки тому на плечи, большими пальцами надавил рядом с шейным позвонком, разминая спину.

– Ты должен предотвратить войну, – голос стал тише, он прозвучал так, словно в словах не было ни капли сомнения, и в нем слышалось так многое от Альвардо – бесконечное «Ты должен».

Эйнар сделал еще один глоток.

– Должен. Но не будет ли мир с другим государством стоить мира в Алеонте? Я не знаю, как найти компромисс.

– Компромисс в том, чтобы прислушаться к народу. Это не только даст мир – это сделает Орден и церковь сильнее, чем когда-либо.

Пальцы Эррано опустились чуть ниже, растирая крупные мышцы плеч.

– Никому не нужна война, – продолжал он. – Пойдут за тобой, а не за королем. Город любит тебя, как бога.

Воздух с улицы пах ванилью и цветами, он был до невозможности сладким, и от этой сладости кружило голову. Эйнар помнил: столь же жаркий день, наполненный теми же запахами, был, когда на его глазах убили родителей. И когда вороны отпустили их убийцу, а еще когда он впервые переступил порог школы Ордена жизни. Когда Альвардо сказал, что видит в нем искру Эйна и что тот единственный сможет построить в Алеонте новый мир.

Наверное, такие жаркие дни, наполненные запахами цветов и ванили, всегда стояли в городе – не стоило видеть в них ничего особенного. Да и не нужны они были, чтобы сделать то, что должен.