К дворцу вела сеть длинных узких улиц, таких запутанных, будто змеи собрались в клубок. Алеонте возник четыре века назад, превратившись из крошечной деревушки, основанной беглыми рабами и крестьянами, в большой цветущий город. От той деревни уже ничего не осталось – на ее месте построили военную крепость, которая затем стала королевским дворцом, и все дороги Алеонте вели к нему.

Это было большое прямоугольное здание с четырьмя башнями – память о прошлом, они символизировали четыре центра работорговли и крепостничества, откуда бежали основатели. Стены, обращенные к городу, выложили камнем, а мраморные балконы даже придавали дворцу грозный и величавый вид, но внутри он был отделан кирпичом, а там, где никто не видел – саманом.

Пройдя через главные ворота, у которых несли службу караульные в алой форме, Эйнар попал во внутренние дворы. Самый большой окружали крытые галереи, украшенные скульптурами и лепниной. Туда выходили окна многочисленных советов: магического, финансового, морского и прочих, и прочих.

Каждое утро сотни, даже тысячи людей устремлялись внутрь. Дворы превращались в городскую площадь, и лавочники, коробейники раскладывали товары, аристократы в сопровождении пажей и слуг приходили, чтобы подать прошение или уладить дела, торговцы – получить разрешение, капитаны и моряки – просить пенсию. День ото дня толпа не становилась меньше, ведь посетителей могли принимать неделями, месяцами, и чтобы получить от королевских людей свое, требовалось обладать бессмертием, пожалуй.

Эйнар представил, с каким скорбным лицом каждое утро смотрит король Альдо на все это безумие, и губы исказились в ухмылке. Пусть, пусть смотрит. Может быть, прозреет однажды и поймет, как живет его народ на самом деле.

Душа поднялся по парадной лестнице. Внутри дворец походил на атласную коробку для пирожных: все такое блестящее и вычищенное, с нарочитой утонченностью и нежностью, что так не подходило тем картинам, которые разыгрывались за закрытыми дверями.

На третьем этаже собирались различные советы, и пусть Эйнар входил только в состав королевского, магического и религиозного, он знал, что происходило в других. Финансисты были готовы удушить соседа за украденную монету – как же, ведь не им досталось! В морском совете то причитали из-за нападений пиратов, то жадно потирали руки, радуясь налогу, собранному в островных или южных колониях. А в военном вместо действий были пышные церемонии и громкие бравады.

Утонченный слуга в золотой ливрее открыл дверь и известил о приходе. Внутри уже собрались король Альдо Третий, Игаро Фарьеса – глава магического совета и Огест Олитейра – военный министр. В углу сидел молодой человек в очках – секретарь, протоколирующий встречу.

Эйнар поклонился:

– Ваше Величество, – затем кивнул министрам. – Сен Фарьеса, генерал Олитейра.

Король, стоявший у окна, медленно повернулся к нему. Черты лица у него были настолько же мягкими, насколько жестко смотрели глаза. Несмотря на высокий рост, он обладал изящной комплекцией: узкие бедра, тонкие запястья, длинные утонченные пальцы. Черные кудри ниспадали на плечи, и они лежали так специально небрежно, что навевали мысль о лихих пиратах. Но в короле не было ничего лихого – Эйнар хорошо знал, что это осторожный лис.

Альдо надел военный мундир. Он никогда не воевал, чин достался ему по праву рождения, но Эйнар знал почти наверняка, парадную форму король выбрал специально, чтобы напомнить кионским гостям о грядущем. На поясе висел скрученный кнут, кажущийся неуместным здесь. Когда-то это был символ свободы – каждый мужчина носил такой, чтобы показать, что бывший раб теперь сам себе хозяин. Верными традиции остались только аристократы, но это больше говорило не о прошлом – о том, что сменился хозяин. Хотя Эйнар тоже носил хлыст из бычьей кожи. Это было единственное, что осталось от отца, и еще напоминало о принадлежности к аристократии.