Если он – медведь или олень, то нам вместе не быть никогда. А ещё хуже, если он, как наш Лев Борисович, патологоанатом  - кот. Злой и неадекватный. 

Я отвернулась от Лизы, потому что почувствовала, как наливаются краской щёки.

Как мне припадочный? 

Глаза у него зелёные, поскудные, слова похабные,  не волчья пасть однозначно, мне не нравится. И тело под одеждой твёрдое… Я успела пощупать.

– Вообще-то это женская общага, – скидываю в сумку методички.

В комнате появляется Левашов Вадик. 

  К вопросу о женской общаге. Вадик забирается к нам и по вечерам ходит по длинным коридорам, поёт песни. Голос у него великолепный, мог бы не в хирурги пойти, а в оперные певцы. Поёт не просто так, ждёт, кто его приютит. Нет, у него есть комната. Просто очень любит девушек. 

Лохматый, а щетина, как сизый лишайник на камене. Высокий, крепкий, будущий хирург. В какой комнате ночевал в этот раз, не знаю. Но уверена, что у него всё выучено. Этот умеет приятное с полезным совмещать. 

– Как тебе пятый курс? – с ехидной усмешкой спросила у него Лиза.

– Из всего секса мне больше  понравилось спать и холодильник в комнате. – Левашов заглянул в мой холодильник и засунул в рот приличный кусок колбасы. – Ольга, дай.

– Бери, – кивком показала  на стол.

Вадик благодарно кивнул, простонал от удовольствия, колбаска очень вкусная. Он разглядел на просвет купюру, что принесла Лиза. Показал всем своим видом, что обязательно вернёт. 

Ушёл.

– А меня вштырило, – вздохнула Лиза, направилась к холодильнику, где водилась колбаса, что так понравилась Левашову. – Припадочный особенный какой-то.

– Лизок, ты же знаешь, – сказала  я, толкая Ларису.  – Особенных до хера, нормальных нет. 

Лариса открыла опухшие карие глазки.

– Лёлик? – спросила  она.

– Десять минут на сборы, – кивнула я.

****

  Через десять минут собирались своей компанией в коридоре, чтобы вместе пойти в университет. Лариса без косметики выглядела на десять лет младше, она очень быстро выходит из похмелья. Не опухшая, не затёккшая, водичку попивала и мечтательно смотрела в окно, за которым поднялся ветер, и стегал стекло дождь со снегом.

На улице  холодно сегодня, конец октября, и стоит стабильный минус.

Новенькая рама открылась, и Вадим Левашов вышел в окно, цепляясь за пожарную лестницу. У нас комендант в общежитии настолько строга, что парням выйти из общежития так же сложно, как и войти.  Ворвался ледяной поток воздуха в коридор.

На улицу совсем не хотелось. Там темно и не видно ни зги. Фонари терялись в тёмном утре и бушующей стихии.

Я закрыла окно, когда Вадик Левашов спустился вниз.

Лиза в короткой куртке с трудом застёгнула молнию в районе груди, взяла нас за руки.

Расталкивая первокурсниц, гордой тройкой спустились на первый этаж.

  На улице ёжились, тряслись, но бежали со всех ног. Взявшись за руки, вереницей. Со смехом и весёлыми замечаниями, перепрыгивали лужи, не всегда попадая куда надо. До здания университета  недалеко, но успели замерзнуть и промокнуть.

  Ветер снёс с моей головы капюшон, лицо били ледяные капли и прилеплялись хлопья снега, тая мгновенно. Мои подруги потерялись в толпе у входа в университет. Никто загорать на крыльце в такую погоду не желал, ломились за знаниями, толкаясь и давясь.

Сотни запахов. И он единственный и неповторимый. Немного туманил голову. Я попадала в какой-то морок. Люди сливались в одно пятно размытое и шумное.

Неожиданно почувствовала зверя внутри себя. Моя волчица хотела к самцу, он её твердь в этом непонятном для животного человеческом мире, он ось, вокруг которой ей хочется крутиться. Ей не нужны законы, которые придумали люди, ограничения, что запрещают разным оборотным быть вместе. Она шла на запах. Молоденькая, маленькая волчица, отчаянная, готовая на необдуманный шаг.