– А ты пойми, наконец, что нельзя упускать шансы, которые посылает судьба! – огрызается Маша и пересаживается со стула на край стола, давая понять, что игры в послушную дочь закончились. – И вообще – я взрослая или нет?

– К сожалению – взрослая, – вздыхает Сергей Михайлович. – А то бы выпорол и поставил в угол… Ладно, давай договоримся так. Я закрою глаза на твою… хм… самодеятельность, но это в последний раз! Если этот шанс закончится тем же, что и все предыдущие, ты возьмешься за ум и больше не станешь носиться с вампирами, ведьмами, лешаками и этими… как их… помидорами-убийцами!

– Помидоры-убийцы – это идиотская выдумка тупых сценаристов! – обиженно замечает Маша.

– Как и все остальное, – отвечает Сергей Михайлович. – Короче говоря – или ты делаешь себе имя, или ты становишься послушной дочерью. Но это в последний раз! По рукам?

Маша спрыгивает со стола, подходит к отцу, плюет на свою правую ладонь и протягивает ее для рукопожатия. Сергей Михайлович делает то же самое.

– Макс и Леша остаются со мной! – требовательно говорит Маша, не выпуская отцовскую руку.

– Хорошо! – отвечает Сергей Михайлович. – Три сапога – пара.

Большой кабинет главного врача первой больницы Романа Альфредовича Сагудаева. Дорогая деревянная мебель, обилие книг на полках, в дальнем от стола углу на подставке красуется большой бюст Гиппократа. На подоконнике, за шторой притаилась початая бутылка коньяка. В стопку медицинских журналов, лежащих на углу стола, затесались номер журнала «Интернет-трейдинг» и толстая потрепанная книга «Основы биржевой торговли». Хозяин кабинета, сидящий за столом, излучает радушие и дружелюбие. Напротив него сидит Маша. Вид у нее деловитый, перед ней на столе лежит раскрытый блокнот, в правой руке она держит шариковую ручку. Между Сагудаевым и Машей на столе стоят две чашки с кофе и несколько маленьких вазочек с конфетами и печеньем, но они не обращают внимания на угощение, потому что увлечены разговором.

– Объективность, Мария Сергеевна, дело хорошее, – рассуждает Сагудаев. – Но надо тонко чувствовать берега, чтобы объективность не скатилась бы в очернительство. А то у нас как? Или превозносят, или дерьмом поливают…

– Вот поэтому я в первую очередь обратилась к вам, Роман Альфредович, – подхватывает Маша. – Очернять мы никого не собираемся, В целом материал планируется позитивный, но и на недостатки закрывать глаза не хочется. Самое ценное для нас – это доверие зрителя!

– Ой, да что это вы кофе не пьете! – спохватывается Сагудаев и хватает свою чашку (движения у него резкие, энергичные, и в целом он производит впечатление этакого бодрячка). – Остынет же! Альма Арсеновна варит превосходный кофе. За это ее и держу, между нами говоря… Шучу, шучу! Но кофе божественный!

Маша берет свою чашку, отпивает глоточек, чмокает губами и одобрительно кивает.

– Никаких кофеварок Альма Арсеновна не признает, варит в турке на плитке, – продолжает Сагудаев. – И кофе сама покупает, в Москве заказывает, какой-то особый… И печенье это, – Сагудаев указывает рукой, – она сама печет, попробуйте обязательно!

Маша смотрит на вазочку с печеньем, Сагудаев в этот момент бросает тоскливый взгляд на прикрытую шторой бутылку. Чувствуется, что ему хочется выпить коньяку, но он стесняется делать это в ранний час при свидетелях.

Маша пробует печенье.

– Восхитительно! – говорит она. – Просто тает во рту!

– Рад, что вам понравилось! – Сагудаев улыбается во все тридцать два белоснежных зуба. – Я вообще очень рад вас видеть, Мария Сергеевна! Вы – самая яркая звезда на нашем телевизионном небосклоне…