«Не дождутся! Я еще сама себя обеспечиваю».

Но, больше всего, конечно, ее огорчала, сама девочка сына. Этого она никак расшифровать не могла.

«Как так? – недоумевала она. – Он светлый. – Это она о своем сыне. – а ребенок – то, совсем не похожий, на родного отца».

«Откуда?..»

Перебрала всех своих родных: живых, умерших. Все они были светловолосые – русские, а эта? Хотя, сын и намекнул. Предки жены, беглые казаки из Дона. И те, любители походов, в то время, доходили даже до турецких берегов, оттуда привозили с собою невольниц турчанок. Возможно – это? Но, не чета! Вон, Надина дочь, на фотокарточке – все естественно. Светлые волосы, русское лицо, ну, вылитый ее сын. Она ведь не из головы откопала – Аленка, дочь Нади – это ее внучка. Да и, Надя, сама, в письме писала, просила радоваться ей вместе с нею по своей дочери, какая она красивая и похожая на папу.

Ясно, на какого, конкретного, она, папу намекала. Она же не совсем сума выжила. Это по сыну, она психически не уравновешенная, а для Надиной дочери, она, как есть – родная бабушка.

Хотя, что тут такого? Что не сделаешь, ради внучки. Раз так вышло. Она и сына дочь, Олю, любит. Куда она уж без нее. Попросят:

«Помоги, мама».

Что она откажет сына? Нет, конечно. Но, душу ведь не прикажешь, кого любить. Сыну, вот, недавно, припекло. Расплакался. Открылся ей, как на духу, в своем последнем заезде в город по делам.

«Мама, ведь я с Валентиной, со дня ее беременности не живу. И то, эта ее беременность подозрительна. Не помню я, когда спал с нею последний раз. Когда поженились, предохранялись. Молоды были, а тут – она заявляет, это я, помнишь, когда диплом обмывал в доме, через некоторое время заявляет – я беременна. Нет, я верю ее, дочь моя, но, не стыкуется, мама, в некоторых деталях. Почему мы не живем, как муж и жена, почему, когда я ее касаюсь, заводится – кричит.

– Не подходи. Это, правда, ты, Аркашка?»

Мания у нее, мама, как и у тебя».

«Может и правда ее нужно показать психиатру?»

«Глупость, мама, болтаешь. Забыла? Где живешь, и в какой стране, мама! Ее же тут же запишут, после посещения этого дурдома, психически больной. И все! Потом ничем не отмоешься от этого клейма, до конца своих дней. Стереотип мышления нашего русского народа – мама! Ты это сама должна знать. Ты же сама учитель!»

«Да, конечно, это только у нас, у русских, такое стереотипное мышление,– соглашалась она с выводами сына. – Когда, страну развалили, не спрашивали, и, не думали, доведя людей до ниток и до животного страха. Они, видимо, заранее знали, эти доведенные до ужаса люди, уже и бесплатно согласны работать, лишь бы удержаться за что-то на своей работе. Раньше, при коммунистах, люди вздыхали, успокаивали себя: «Ладно, главное не было войны. Все вытерпим: голод, лишения. Строим же новую жизнь»

А сегодня что? Что, снова война? С кем – то. Люди, все так же, как и при коммунистах, живут в страхе, и что, если хочешь понравиться этим чиновникам, сидящим сегодня во власти: молчи, терпи, получается?

Ведь ничего не изменилось от перемены системы. Господи! Ну, раз они просят людей еще чуть потерпеть, почему они сами жируют? Зарплатами миллионными, дворцами – невидимками. Что они особые люди? Или президент не видит этого? Или он, выходит, тоже… заодно с ними? С олигархами?

Этого она никак не могла понять. Как теперь и сына родного. Да, теперь за него не надо беспокоиться. У него все есть, по его словам, в этой, в страхе живущими людьми России: деньги, собственность, дочь, жена. Нет, только радости жизни. «Возможно, такое явление у нас, у русских только бывает? А что? Всего-то мы ведь, все это знают, никогда не имели. Обязательно, что-то выпадал: счастье, или жизнь».