– Попробуйте буженинки с хреном, Анатолий Карпович, совсем постная, с рынка.

– Спасибо, Маргарита Павловна, положите, пожалуйста, этот кусочек, он поменьше.

Погорячился я с приглашением. И не в расходах дело – люди мы с женой хлебосольные и, слава Богу, позволить себе можем. Да вот только не лежит душа выпивать с Потаповым, словно заранее знаешь, что на завтра подташнивать будет.

Нет, вы только поглядите на него, на Потапова – жрет, как затаривает. Глистам, что ли? Во, метет и, заметьте, одни только деликатесы! От икорки к рыбке белой, от белой через масло к красной, от рыбы – к грибам, от грибков – ко всяким там креветкам-лангустам, следом в салатах порылся, будто искал чего, потом опять по красной с маслом и – прямехонько в колбасный ряд, а там раздолье: одних сырокопченых три наименования плюс свинина двух видов да еще эта, как ее, на юге делают, не прожуешь еще… Бастурма! Везде проехался. Не гость, а уборочная машина, право слово. Снова, гляжу, в рыбе копается! Вспотел аж весь!

– По водочке, Анатоль Карпыч? «Московской», «Абсолютику»? У меня настоящий есть, шведский, привозной. Под белые грузди? Как? Нам местный пастух в сентябре два ведра таких расчудесных принес – не поверите. Рита сама лично в кадушке солила: чеснок, смородиновый лист, укроп – классика! По соточке? Пятьдесят? За удачу в делах? Идет?

– Георгий Андреевич, дорогой, можно на «ты»? Взаимно. Ты прямо в душу мне заглянул. Теплым взглядом. Люблю, понимаешь, под гриб. А она чтобы – ледяная, густая, стерва, в один глоток. И сразу им, родимым, сопливым, длинненьким таким, не жуя – ап, придавить. Хорошо! За удачу в делах – подходящий тост. Дамы, а вам что налить? Маргарита Павловна? Софа?

– Мне, пожалуй, Анатолий Карпович, рябинки на коньячке. Вон она в хрустальном графинчике, за селедочкой стоит.

– А я, дорогой, рюмку портвейну из этой пузатой бутылки попробовала бы.

Разливает-то как по-хозяйски – начальник, блин, главка. Галстук спустил на брюшко, толстопупсик. Коротышка плешивый, а туда же, бабником у нас в аппарате слывет – секретарш ежеквартально меняет, жеребец. Представляю, как он их в прыжке настигает и заваливает с рыком тигриным. Умора.

А Софка, матка его, – ничего себе, крепенькая, хоть и не девчонка уже. Сороковник точно есть, но аппетит возбуждает еще, не сдается. Радует, короче, взор тонкопонимающего знатока. Умело распоряжается своим арсеналом: складками нескольких видов, теплыми ямками, шарами с пружинками, изгибами плавными и, само собой, выпуклостями. Все-то у нее есть! Все на месте и точно по делу, без излишеств. А походочка! Мм-м. Сахар! При каждом шажке будто ей что-то внутри мешает, беспокоит, покалывает, о себе напоминает, перекатывается. Чувствуется в ней, скажем так, глубина и влажность… Вот, нравятся мне такие, с блядинкою. Довалкиус обыкновениум. Понимаю я их с полувзгляда. Во-во, гляди, как после портвея облизывается. Прямо тебе – любовь по-маленькому. «Угостите меня бананом» называется.

– А что, Анатолий Карпович, ты скажешь по поводу кролика, жаренного в камине? Задняя часть в уксусе вымочена, а передняя – в красном вине. А? По усам вижу, знаешь толк в таких вещах. Наш кролик, местный, утром бегал еще, косой. Сосед через два дома выращивает. Неси скорее, Ритуля. Как бы не подсох!

– Ну, Андреич, ты даешь! Не ожидал! Правильный мужик! Засиделся, я чувствую, ты в "Автотракторном электрооборудовании". Перебирайся к нам в «Техкомплектацию». Как раз старик Харькевич на пенсию собрался. Место зама – чем плохо? Могу договориться. Идет?

– Погоди ты, Карпыч, о делах. Давай «Охотничьей» под кролика накатим. Присоединяйтесь, любезная моему сердцу Софья Яковлевна.