Нет, милая моя, потому что так захотела твоя мама и, надо сказать, она нашла верный рычаг для того чтобы я тоже подыгрывал ей.

Придерживаю девушке дверь и в этот миг я не могу даже толком понять, что именно заставляет меня это сделать: чувство вины или же галантность. Золушка мне нравится. И чем пунцовей становятся ее щеки, тем сильней.

– Вам в кадры? – вдруг спрашивает она. – Вы следующий?

Невольно усмехаюсь. Неужели ее отец ни разу не показывал наших совместных фотографий? Ах да, я ведь практически не бывал на корпоративах, да и фотографироваться я не люблю, так что у нас с ним наберется от силы две, да и на тех я вышел на себя непохожим.

– Нет, – отвечаю Марии, а сам делаю вид, что заглядываю в отдел.

Анна Николаевна смотрит на меня напряженно и вопросительно, как будто хочет понять, достаточно ли хорошо справилась со своей ролью. Но у меня пока нет возможности уделять внимание ей.

– Только что понял, что нужная мне женщина еще не пришла. Так что вернусь, пожалуй, в офис.

С этими словами я захлопываю ход в отдел кадров.

– А вы новенькая? – так и хочется перехватить у Марии ту зеленую папку, которую она растерянно мнет в руках и посмотреть, что она принесла ко мне на собеседование.

Про часть заслуг я уже знаю, так как подслушивал беседу, но мне вдруг становится ужасно интересно, что еще умеет дочь Лидии.

– Пока еще не знаю, – Маша трогательно пожимает плечами, – а вы… вы не подскажете, где тут туалет?

– Конечно, – делаю жест в сторону коридора.

Мария идет, сосредоточенно глядя перед собой, а я почему-то задаюсь вопросом, что у нее сейчас может быть на уме? Волнуется перед собеседованием или стесняется меня? Она сочла меня привлекательным или ей просто стыдно за неопрятность в одежде?

Наконец мы останавливаемся перед дверью с характерным обозначением.

– Спасибо, – коротко говорит мне Маша и скрывается за ней, а я остаюсь в замешательстве.

Что сделать дальше? Только сейчас я понимаю, что собрался избавиться от нее и времени на все про все у меня осталось около получаса. Но мне не хочется. Она похожа на белого пушистого кролика. Высадить такое трогательное и беззащитное существо в мартовкую грязь может разве что настолько же упертый и беспринципный человек как я. Тут Лидия ни на минуту не ошиблась.

Надо сказать, я уже придумал способ вернуть беглянку поскорее маме и отбить у нее желание проявлять самостоятельность. Беспроигрышный и бесповоротный.

Вот прямо сейчас сюда ворвется моя охрана, которую я конечно же предупредил про Марию Салтыкову, они скажут, что отследили девчонку по камерам и обвинят ее в промышленном шпионаже. Только такой милый тепличный цветочек как дочь Лидии мог не знать, что мы с ее отцом не очень хорошо расстались, уверен, что в этом замешана его бывшая жена, но факт остается фактом: сейчас я спокойно могу обвинить дочь Салтыкова в работе на папу и попытках мести.

Конечно же у нее найдут флешку и записывающее устройство, а потом сюда явится расстроенная мать и я как следует прижму хвост Лидии. Если она не выполнит свое обязательство, на дочь будет заведено уголовное дело.

Все рассчитано идеально. Разве не так?

Только вот я почему-то ничего не могу поделать с гадким привкусом во рту. Примерно такой же у меня был когда я выдвинул исковые требования к Салтыкову.

Охрана уже стоит на пороге туалета. Парни бросают взгляд на меня, а я не могу заставить себя сказать хоть что-нибудь. “Ну и мудаком же ты стал, Никольский, раз подставляешь невинных девочек”, – шепчет моя совесть, но я лишь крепче сжимаю челюсть.

Наконец охранникам надоедает ждать и один из них отворяет дверь туалета.