– Было бы неплохо, – кивнула я, – а чай во сколько подают нынче?

– Ты же героиня, тебе в любое время подадут. И чай, и плюшки, и сахара колотого сколько угодно. Марфа уже тесто на пироги поставила, мы тебя на сутки раньше ждали.

– Пришлось задержаться. Представляешь, разбойники возле села Заозерного лютовали.

Голубые глаза Петьки сияли восторгом. Он уцепился за край моего рукава и изо всех сил старался подстроиться под мой размашистый шаг, но не жаловался, а наоборот, принялся с жаром рассказывать какие изменения случились за это время.

– Разбойников ты же всех повязала?

– Да их там всего трое и было, – отмахнулась я. – промышляли одинокими путниками, так что там легкотня была. Опять же Захар подсобил.

– Везет же Захару, – вздохнул Петька, – из крестьян, а так высоко поднялся.

– Потому что учился хорошо, – строго сказала я, – а ты опять прогуливал занятия.

– Неправда! – Вскричал брат. – И ничего я не прогуливал. Ну, только чистописание немного, и Закон Божий. Но там отец Димитрий сам виноват, чего он каяться постоянно заставляет?!

– А счет?

– Так, то когда было. Я уже давно прощения у гувернера попросил и выучил все. И батюшка плетей выписал. Неделю потом сидеть не мог, представляешь?!

Помимо воли я потерла свою пятую точку. Плети – это вещь, которая очень способствует появлению усердия хоть в постижении наук, хоть в других делах.

– Вот, смотри, твоя комната. Правда, мило?

Комната была моя старая. Правда стены обили свежим шелком, полы натерли воском, а на кровати красовалось свежее покрывало. В целом свежо и мило. Подошло бы больше девушке, а не боевому офицеру.

Не удержалась, попрыгала на кровати. Пружины не скрипели, а перина была так мягка, словно в облаке лежишь.

– Пойдет.

– А вот платье тебе принесли. Лушку кликни, она в баню проводит, да и там подсобит, вдруг тебе не удобно будет самой.

Он кинул взгляд на подвернутый рукав кителя, но тут же добавил:

– Ты же как никак девушка. Благородная. Не привыкла небось сама все делать.

– Вообще-то привыкла.

– Наверное, надо отвыкать.

Я кивнула. Наверное.

В бане было жарко.

– Капустный лист вот, барышня, приготовила вам, – частила Лушка, пытаясь этот самый лист водрузить мне на лицо. – И вот, масочка из черемши, зело полезно для цвета лица. А то вы черная, страсть какая. Как бы никто с чернявкой не попутал.

– Не попутают. – Отмахнулась я, пытаясь стащить тот самый лист с лица, но Лушка была дюже проворной и лист каждый раз неведомым образом оказывался на лице. Под конец я махнула рукой и сдалась. Черт с ним, пускай делают со мной что хотят.

Распаренная я сидела в предбаннике, где Лушка споро организовала чай с березовыми почками, медом и полынным взваром.

– Пропотеть надо туточки как следует и все хвори сразу же из организма убегут.

– Вообще-то полковый лекарь мне не рекомендовал баню. Говорил, что сосудам головного мозга не полезны высокие температуры и все такое.

– Ой, да что там этот ваш лекарь понимает. Вот у нас у Фроськи были проблемы с головой, так мы ее парили- парили да все проблемы и выпарили.

– Померла? – Лениво спросила я.

– Господь с вами, барышня, живехонькая!

Я покивала, послушно подставляя чашку под носик самовара и подцепляя вилкой яблочную дольку, вываренную в сахаре до прозрачности. Умеет Марфа готовить, не то, что наш полковый кашевар, который даже пшено умудрялся превратить в безвкусную клейкую субстанцию.

Я жмурилась от удовольствия, пила чай и дальнейшая моя жизнь казалась простой и понятной.

– Барышня, вас там батюшка к себе кличет.

Этого следовала ожидать. Даже странно, что батюшка дал мне времени прийти в себя, а не велел явиться пред грозные очи прямо с дороги в пропыленном кителе и сапогах.