Он как-то сразу уловил, что я девственница. Может быть, это его и завело так сильно. Но, как бы там ни было, он совершенно определенно отдавал отчет своим действиям. Прежде чем погрузиться в меня одним плавным, но глубоким толчком, Гейман шепнул:

– Скажи, если будет больно.

Но я не сказала. Я впитывала боль в себя. Эта боль была подтверждением того, что он действительно здесь. Рядом. Тогда, когда так мне нужен.

А еще он не использовал презерватив. Хотя, думаю, люди его уровня помешаны на собственной безопасности. Может быть, это тоже была часть ритуала. И каких-то новых эмоций, что он хотел ощутить. Но опять же, тогда я не думала об этом. Я вообще ни о чем не думала. Помню только горячую сперму на животе. И как содрогались его широкие плечи под моими ладонями, когда он кончил.

– Ты в порядке?

– Д-да. Мне, наверное, нужно в душ.

К кабинету Яна Львовича примыкала ванная комната. Я попыталась встать, но меня шатало. И от произошедшего, и от усталости. Мыл меня он… А потом укутал в свой халат и уложил спать прямо на том самом диване.

Я никогда не жалела, что наш первый раз прошел вот так… Гейману я не могла простить лишь того, что, когда моя мать умерла, он не разбудил меня сразу. А может, это я себе не находила прощения… За то, что поддалась на его уговоры и уехала.

– Лилька! Ли-и-иль, а-у! Ну-ка, посмотри на меня! – ворвался в мои мысли жизнерадостный голос Соньки. Я отвела взгляд от мелькающих в окне трамвайчика Новоорлеанских красот, но посмотрела не на Соньку, а почему-то в бок. И наши взгляды с Яном Львовичем встретились. Опять.

Интересно, я когда-нибудь смогу назвать Геймана просто Яном?

Да уж, конечно, – тут же фыркнул сидящий в голове скептик. Я улыбнулась. Ян Львович чуть приподнял брови. Так Сонька нас и сфоткала. Глядящими друг на друга. Я сделала себе пометку ненавязчиво выманить у нее фото. Очень похоже, что наше первое фото с ним.

– Не устали? Предлагаю возвращаться. Завтра рано вставать.

– И ноги гудят. Что скажешь, Лиль?

– Я как все.

– Значит, возвращаемся.

К счастью, на этот раз Ян Львович сел впереди. Не знаю, как бы я выдержала его близкое присутствие после всего того, что так некстати прорвало кордоны моей памяти.

– Лилек, ты меня сегодня не жди, угу? – пробормотала Сонька, когда мы вернулись на яхту.

– Останешься в каюте Дэвида?

– Надо же напоследок насладиться друг другом, – засмеялась та.

– Ты не выглядишь расстроенной.

– Нашим расставанием? Ну, так я никому в любви не клялась. Ты же знаешь, что Дэвид – это так, не серьезно.

– Ну, топай, раз не серьезно.

– А ты? Не заскучаешь?

– А я лягу спать. И думать о тебе забуду.

– Вот и хорошо. Как бы мне еще мимо папы незаметно прокрасться? Может, ты его отвлечешь, а?

– Нет, Сонька. Только не это. Я правда собиралась спать. Или поработать.

– Так! Я не поняла – ты мне друг или сосиска?!

– Ну, что я ему скажу?

Сонька на секунду задумалась. Потом, явно что-то придумав, сверкнула золотыми глазищами и щелкнула пальцами:

– Спроси про ключи!

– Про что?

– Ты ж еще не передумала жить в своей хибаре? – я отрицательно затрясла головой. – Вот и спроси, где тебе искать от нее ключи.

Я как раз пытался себя убедить, что моя двадцатидвухлетняя дочурка вполне доросла до того, чтобы проводить свои ночи так, как ей заблагорассудится: хоть с парнем, который объективно, в общем-то, неплохой, хоть с двумя (это я, конечно, погорячился), когда на палубу, озираясь по сторонам, вышла Лиля. Тут не надо было обладать аналитическим складом ума, чтобы понять, кто ее подослал. И для чего… Они с Сонькой еще в детстве проворачивали этот номер, считая себя самыми умными и желая прикрыть друг друга.