К концу 1943 года задачи, которые решал дед в силу своей профессиональной специализации, были выполнены, и он был отозван в Москву в распоряжение Комитета по делам геологии при Совнаркоме СССР, который в это время подключался к решению новой оборонной задачи – создания ядерного оружия – в части сырьевого обеспечения. Вернувшись в Москву, Кремчуковы обнаружили свою комнату в Доме полярников занятой соседями. Около месяца они ютились у знакомых на Тишинке, а в январе 1944 года переехали в 10-метровую комнату в Арсеньевском переулке, которую Елене Борисовне выдали после того, как она устроилась инженером по эксплуатации в Добрынинское жилищно-коммунальное управление.

1 февраля 1944 года дед был назначен начальником комплексной 1-й Украинской экспедиции Всесоюзного треста «Союзредметразведка», перед которой стояла задача по разведке урана в северном Приазовье, несколько месяцев назад освобожденном от немецких захватчиков. Вскоре Георгий Алексеевич отправился в Мариуполь, и с этого момента, и до конца его профессиональной деятельности его работа связана с разведкой и добычей урановых руд. Фактически только в декабре 1943 года советским руководством было принято решение начать активную разведку урановых руд, которая была организована Наркомцветметом в районе Донбасса и в Средней Азии. Профессиональных подробностей работы деда в этом проекте не сохранилось, но факты свидетельствуют – в 1945 и 1946 году были открыты Первомайское и Желтореченское урановые месторождения, уран из которых был использован для первой советской атомной бомбы.

За период работы в Приазовье в семейном архиве сохранились десятки писем, которые дед писал в Москву жене и дочери. Конечно, это не переписка классиков, большая часть писем посвящена признаниям в тоске по семье и бытовым вопросам и поручениям, но они дают довольно неплохое представление о том, чем жили «гражданские» в последний год войны – ожидание победы, трудовой энтузиазм, постоянная нужда. Ниже приведу несколько коротких выдержек из этих писем, иллюстрирующих эти разные переживания (орфография оригинала сохранена).

Письмо от 6 октября 1944 года: «… Наряду с этими пожеланиями посылаю доченька для тебя 5 яблок и две пары носок, тебе Леленька пару мужских носок, чулки и одно яблоко; тебе мать одно яблоко и банку консерв. Вот все, что я мог сейчас послать. Думал купить еще бутылочку меда, да денег нет. Со следующим попутчиком все-таки мед пришлю. И еще что-либо из своего октябрьского пайка».

Письмо от 29 октября 1944 года: «Прочитав твое письмо и особенно газету, где пишут от твоих успехах и успехах руководимого тобой коллектива я понял, что действительно у тебя не было времени написать письмо мне – твоему мужу. Я вижу, что государственная работа является для тебя более важным, чем внимание к мужу. Одобряю. Только так и должно быть. Прежде всего, работа, которая является важнейшей помощью фронту. Ты истинная патриотка, и я горжусь тобой, как коммунист, как муж… Читая статью, особенно, последние строки… говорящие о том, что твой коллектив в течение трех месяцев держит переходящее красное знамя, я вижу, что ты как руководитель этого коллектива много поработала».

Письмо от 2 декабря 1945 года: «Эти и последующие строки я пишу ранним утром; ты и дочурик еще спите и нее подозреваете, что ваш папка думает о Вас и предвкушает надежду на скорую встречу. Уже декабрь, последний месяц 1945 года – года наших побед и счастливых будущих надежд. Для нас декабрь особенно радостен поскольку в конце его дней мы снова увидимся, обменяемся радостными взглядами и поцелуем друг друга. В самом деле декабрь покажется нам маем с яркими цветами нашей жизни. Забудутся все трудности и тяготы на душе вызванные частыми и длительными разлуками».