12. Глава 11. Ужин и желание

POV Егор

Наши дни

— Поплывем в сторону Эйфелевой башни и там выйдем, — говорит Селеста, когда мы занимаем свободные места.

— Когда ты последний раз так каталась по Сене?

— Ой, очень давно. Уже даже не помню, когда именно.

— А в каком городе ты родилась?

— В Париже.

— И почему ты переехала жить в пригород?

— Так сложились обстоятельства, — отвечает расплывчато и отворачивается к реке. Явно не хочет развивать эту тему.

— Ты любишь Париж?

— Не знаю... Я мало тут жила. По сути только, когда училась в Сорбонне. Это всего шесть лет.

— А где ты жила все остальное время, если ты родом отсюда?

— Я училась в закрытой школе-интернате. Она находится в 70 километрах от Парижа. Домой можно было ездить на выходных и на каникулах. Но я приезжала только на каникулах и то не на всех и лишь в раннем детстве. Когда стала постарше, я проводила почти все каникулы у своей лучшей подруги в ее деревне и с ее семьей.

Рассказ Селесты меня удивляет и заставляет посмотреть на нее.

— А почему ты училась в интернате?

— Моя мать думала, что это престижно, — на этих словах она горько хмыкает и отворачивается к реке.

— А почему ты не ездила домой на каникулах?

— Потому что у меня были сложные отношения с моей семьей. Я ездила домой только на летние каникулы. Осенние, зимние и весенние я проводила чаще всего с лучшей подругой, а иногда с другими двумя друзьями. Еще, бывало, мы все вчетвером проводили каникулы у кого-нибудь из них. Ну а на выходных я всегда оставалась в интернате, хотя практически все дети разъезжались по домам.

— Звучит тоскливо...

Селеста безразлично пожимает плечами.

— Поверь, лучше выходные в пустом интернате, чем с моей семьей. К тому же в школе была огромная библиотека. И ты даже представить себе не можешь, какое это наслаждение — читать книги в одиночестве, когда тебе никто не мешает.

Да, я точно не могу себе этого представить. Я-то особо никогда не любил читать.

— Знаешь, а я тоже один год проучился в закрытой школе в Лондоне. Моя мама так же думала, что это престижно. Меня туда в семь лет отправили. Но родители больше года без меня не смогли. Как только начались летние каникулы, сразу забрали меня домой и отдали в русскую школу. Но оказалось, что я не умею читать и писать на русском, поэтому пришлось снова идти в первый класс. Я в своём классе был самым старшим.

Она поворачивается ко мне и тепло улыбается.

— Значит, ты меня немножко понимаешь. Тебе нравилось в той школе?

— Я очень плохо ее помню. Но вроде нормально было, по семье скучал только.

— У тебя большая семья?

— Родители и два старших брата. А у тебя?

— Родители и старшая сестра.

Мне интересно спросить, почему у нее плохие отношения с семьей, но я не решаюсь. Все-таки это слишком личный вопрос, который не задают при первой встрече. Селеста дарит мне еще одну улыбку и отворачивается к реке. Я тоже решаю рассмотреть пейзаж.

А он очень даже ничего. Мы сейчас как раз проплываем Эйфелеву башню. Чего греха таить, она красивая. Да и Париж в целом норм, если бы тут было почище. Не Вена, конечно, но тоже сойдёт. Разок в отпуск можно съездить.

На этой мысли я сам себя одергиваю. С чего это вдруг я так заговорил?

Так, Кузнецов, не изменяй себе. Ты всегда считал Париж помойкой, вот и продолжай так считать. И вообще — тут все напоминает о Кристине. Хотя с момента знакомства с Селестой я, кажется, ее особо не вспоминал. Даже когда мы были у Лувра, куда я ходил вместе с Морозовой смотреть на «Мона Лизу».

— Мне никогда в Париже не нравилось, что он очень шумный, — вдруг говорит Селеста и снова поворачивается ко мне.