— Точно, — смущенно, как мальчишка улыбается мой незваный сосед. Ну да, ну да.
— Фамилия?
С удовлетворением отмечаю про себя, что от смазливой физиономии Андреева не только не растаяла, а даже еще больше нахмурилась.
— Разумовский, — с легким наклоном головы произносит клоун. — Янош.
— Это мы еще проверим, — бросила Андреева непонятную фразу и, отвернувшись, стала доставать из сумки папки.
По аудитории пробежал шепоток. Я толкнула локтем клоуна, но тот только скорчил невинную гримасу и громко вздохнул.
Через три минуты я уже напрочь забыла и про Разумовского, и про Андрееву, и про все на свете, потому что перед глазами лежит листок с заданием. Со склонениями я вроде разобралась, спасибо моему самоучителю, но вот перевод… Я две трети слов не знаю, даже ни одной догадки нет, что они могли бы означать. Словарями пользоваться запретили, да и толку от них не сказать, чтобы много было: у одного слова может быть с десяток значений.
— Как успехи, Заноза? — Чувствую его теплое дыхание у себя на щеке, и внутри поднимается раздражение от собственной беспомощности.
— Отвали! — не сдерживаюсь я, потому что слышу в его голосе издевку.
Вот и первая проваленная работа в университете. И как я буду сдавать экзамен?!
— Ты придираешься, Хули…я. — Похоже, он решил меня достать, поэтому и сел рядом. — Я хороший, добрый, умный и, что для тебя особенно важно, надежный.
— Надежный. Ты? — Захотелось чисто по-женски закатить глаза и драматично вздохнуть. Жаль, не умею.
— Скажешь, что нет?
Он смотрит на меня неожиданно серьезно, не так, как на других девчонок нашей группы. В глазах нет выбешивающей меня высокомерной снисходительности или томности, которая очень нравится Солнцевой или Янке. Просто нормальный человеческий взгляд. Я даже засмотрелась. А в голове замелькали вчерашние события: вот он толкает меня в сторону в коридоре, зажимает рот ладонью, чтобы я не дай бог не заорала, а желание такое было. Не факт бы, что сдержалась, не окажись его рядом. И когда выходили вместе из того крыла, было страшно, но не так, как если бы одна там оказалась. И как вчера договаривались лишнего не болтать — уверена, что не сольет, хотя в остальном балбес тот еще. Но вот в главном…
— Это не так, но допустим, — шепчу Разумовскому, пока Андреева ушла в конец аудитории. — И почему это важно?
— А ты на авторов своего распрекрасного самоучителя посмотри для начала.
Я посмотрела. И тут же громко застонала. Слава богу, что про себя. «В. А. Адмиралов, П. А. Разумовская».
— Матушка как раз беременна мной была, когда писала этот учебник, — слышится довольный шепот Яноша. — Латынь во мне с молоком матери. Так что свою гордыню засунь куда подальше и списывай, как все нормальные люди.
Он подвигает листок с уже выполненным переводом. Удивленно опускаю глаза на практически каллиграфический почерк. Все-таки что-то не так с ним. У него знания просто другого уровня, космос по сравнению с нами, а он учится на первом курсе! Его точно из университета выгнали? Рука сама тянется к листку, глаза жадно впитывают текст. Ну вот как так?!
Быстро списываю, стараясь не слушать дурацкое самолюбие. А оно вопит так, что впору уши закрывать.
— Вот и умница. А теперь ответная любезность. Не только сейчас, но и на последнюю пару тоже.
— Чего? — Я смотрю в довольные и очень наглые синие глаза и не понимаю, чем от меня хотят.
Разумовский выразительным взглядом обводит аудиторию, задержавшись на своих фанатках. Пара девчонок тут же встрепенулись и заулыбались.
Янош откинулся на спинку стула, прикрыл глаза и тихо произнес:
— Охраняй мой сон, Заноза. Никого ко мне не подпускай, особенно фан-зону.