Лысковы до этого жили в одном из деревянных бараков около Перми 2, некоторые из которых остались там и по сию пору, как напоминание былому величию могучей сверхдержавы. Гладковы же ютились на Героев Хасана в малогабаритной квартире одной из бабушек. Удивительной прихотью судьбы три разных семьи свело воедино, а дальше стало, как после алтаря – и в горе, и в радости, и в пьянке, и в шалостях. Наши семьи отмечали все праздники сообща – взрослые в квартире у одних, а дети, почти предоставленные самим себе, у других. Вот эти-то минуты и часы были самыми веселыми и радостными в нашей сероватой повседневности.

Серега Лысков оказался почти самым старшим во вновь образовавшейся детской коммуне общежития и быстро захватил в ней лидерство. К его чести надобно сказать, что наши игры стали гораздо разнообразней, насыщенней и увлекательней. Полубеспризорное барачное прошлое наложило свой отпечаток в виде колоссального развития фантазии. Типа как из говна обыденности сделать конфетку праздника. У нынешних детей, избалованных смартфонами, игровыми приставками и интернетом, воображение удалено из головного мозга в принудительном порядке. Действительно, зачем мучить свою голову, когда за тебя уже все давно придумали и разложили по полочкам? С какой хочешь, с той и бери.

С одним пацаном из дома я познакомился весьма своеобразно, но одновременно и знаково для своего детства. Время от времени батя заезжал домой на обед, оставляя рабочую «волгу» на мое попечение, сидя за рулем в которой, я мог поиграть и, конечно же, попонтоваться перед другими обитателями нашего двора. В один прекрасный день я восседал в машине, как король на троне, дверь была нараспашку, руки мои воображаемо управляли автомобилем, ноги не доставали до педалей. Вдруг рядом со мной появился худоватый, слегка кудрявый и горбоносый мальчик.

– Ты чего это тут сидишь? – хмуро поинтересовался он.

– А тебе какое дело? Хочу и сижу, – храбро ответил я. – И вообще иди отсюда, пока по кумполу не надавали!

– Че ты на!? – тут же вскинулся на меня он.

– Опа на!? – ответил ему я, выбираясь из салона наружу. Мы принялись другу не сильно пихать руками в грудь и плечи, приговоривая:

– Че ты на!? Опа на!?

Для понимания, это было обычное для пацанов нашего возраста выяснение отношений. Перейти на следующий, более кровавый и жестокий мордобойный уровень было страшновато и непонятно. Непонятно от того, чем все это могло закончиться, а страшновато тем, что можно было получить зуботычину в ответ. В итоге победила предсказуемая ничья, и мы, преисполненные осознания собственной охуенной крутости, разошлись каждый по своим делам. Позже я более полноценно познакомился с этим мальчиком, звали его Гия Ткебучава. Наполовину русский, наполовину грузин, он жил на четвертом этаже нашего дома, вместе с родителями тоже недавно переехав в малосемейку. Гийка стал еще одним моим другом на всю жизнь, привнеся в мое окружение дух интернациональности. Видимо, на самом деле недаром ходит молва, что всякая крепкая дружба начинается с потасовки либо размолвки. В моем случае это правило сработало целых два раза.

Войнушка

Игры в войнушку всегда были одними из самых интересных и увлекательных. Так как мы жили на девятом этаже, то компашка из нашего блока в лице пятерых членов ближе к вечеру обходила все остальные блоки, постепенно спускаясь вниз и вызывая на ратное поле всех мальчишек младшего призывного возраста. То есть тех, кто уже самостоятельно мог держать в руке игрушечное оружие, ссать стоя, и чьи сопли уже не свешивались ниже колена. В итоге набиралась довольно большая разношерстная ватага, которая делилась на две неравные части.