Я подняла голову и заметила мужчин, рыбачащих на противоположном берегу. Мне в лицо подул холодный ветер, принеся с собой горькие воспоминания. Хотя я предпочла бы льдинку от Снежной Королевы.

Он открыл во мне потайную дверку, за которой хранилась запись о том роковом дне.

Я была на восьмом месяце беременности, а мы все еще не придумали имя малышу. То есть малышке. Мальчик был бы Ромой.

Стоял октябрь. Позднее ленивое утро воскресенья. Мы уже позавтракали. И даже успели о чем- то серьезно поспорить. Я проклинаю себя за этот спор, но почему- то я очень быстро забыла, о чем мы поспорили, и так и не смогла вспомнить. С другой стороны, может, оно и неудивительно. Ведь обычно мы действительно быстро забывали наши разногласия.

Я уютно сидела на нашем диване в домашнем платье, аккуратно натянув плед на живот, и, радостно ворковала с Алем. Он выспался за всю неделю и был в приподнятом настроении. Ему очень хотелось сделать мне что- то приятное, и он использовал сою неправоту в споре как причину загладить свою вину и задобрить якобы капризную жену. Он сел рядом со мной, одной рукой обнял меня за плечи и, яро, напоказ, потирая висок другой, пробормотал: «чем бы, чем бы мне удивить нашу мамочку?» Сказав это, он положил свободную руку мне на живот и почувствовал пинок прямо по ладони. «Тебя тоже надо чем- то удивить?» Я в очередной раз полюбовалась его открытым лицом. Высокий лоб, густые вороные брови и большие почти черные глаза, которые своей формой выдавали его казахские корни, прямой нос и всегда широкая сияющая улыбка. С утра тот день казался таким счастливым…

– Я знаю, – сказал он внезапно, – Геля, я сбегаю сейчас в Ларек к Эльчину и куплю тебе разных вкусностей. Он должен был привезти на той неделе. Может, еще что осталось. Ну, говори, чего хочешь?

Аль вскочив, побежал в коридор обуваться.

– Ты куда побежал? – удивилась я. – Подожди. Давай просто погуляем вместе, – я тоже встала и пошла к шкафу за одеждой.

Аль, пританцовывая, кинулся ко мне.

– Мы обязательно сходим. Дай только я быстро сбегаю. Он уйдет скоро. Воскресенье же! – тут он взял мой голову в ладони, поцеловал в лоб и прибавил шепотом на ухо, перевирая мое имя, – я скоро вернусь, а мой Ангел пусть пока расправит крылышки. Я вернусь, и мы вместе полетим куда- нибудь.

Аль быстро чмокнул меня еще раз и выбежал из квартиры. Ну, думала я, ничего не поделаешь: такое у него сегодня щедрое геройское настроение, и начала неторопливо одеваться. Однако, когда он не вернулся через двадцать минут, я начала беспокоиться, а через полчаса – забила тревогу. Хотя я знала, что он мог остановиться поболтать с соседом, но сердце мое быстро забилось и громко ухало внутри. Ларек был в квартале от нашей пятиэтажки: нужно было выйти из нашего квартала на улицу, пройти один квартал влево, перейти дорогу на перекрестке – все. Давно одетая и готовая выйти, я не могла ждать больше. Я ожидала встретить его здесь у подъезда или на углу дома – заболтавшегося с дядь Сашей с нижнего этажа, но не дождалась.

Я пошла к ларьку. Вот я быстро шагаю по тротуару и вижу, что там, в конце, у дороги собирается толпа зевак. Я ринулась к толпе. Он лежал с застывшей улыбкой, у раскрытой ладони – мешочек с грецкими орехами. Грудь в крови. Что- то дикое, громкое, страшное вырвалось из моей груди, когтями пройдясь по горлу…

И наступила темнота. Там летал мой ангел среднеазиатского происхождения и кормил меня и нашу малышку орехами.

Когда я очнулась, рядом со мной сидела женщина. Повернулась ко мне, услышав, что я пришла в себя и как- то не к месту сказала: «Ну что ты, дорогая, совсем не бережешь себя? Твой, да?» Не дослушав ее, я резко сорвалась с места, видимо, причинив боль ребенку, да и себе, но я не обратила на это никакого внимания, только подхватила живот руками. Вмиг оказавшись около Альберта, я как безумная, начала судорожно расстегивать его куртку, верхние пуговицы на футболке, рвала футболку, никого не видя и ничего не слыша. Я все еще не верила. Я хотела узнать, что его еще можно спасти. Только на секунду я обратила внимание на людей вокруг. Подняв голову, обращаясь ко всем, я спрашивала о «скорой». На меня тупо, непонимающе глядели, а я повторяла и повторяла свой вопрос, недоумевая, почему никто не может ответить. Наконец, ко мне подошел пожилой сухонький мужчина, низкого роста и наклонил ухо к моим губам. Он ответил, что вызвали. И добавил, что надо бы еще кому- нибудь из родственников сообщить. Отвернувшись к Алю, я не уже не слушала его, но он тотчас протянул мне ручку с бумагой, попросил написать номер, не обращая внимания на мои по – локоть окровавленные руки. На автомате я нацарапала два номера: своей матери и родителей Аля.