– И что сделала твоя мама?

Он цокнул языком и мотнул головой.

– Ей было все равно. Кажется, она забрала у сестры велосипед на один день.

– А папа? Он был строже?

Оз посмотрел в окно.

– Он умер, когда я был маленьким, – он стиснул челюсть, пальцы машинально прикрыли шрам и потерли его, будто пытаясь стереть плохие воспоминания.

– Извини, – прошептала я.

Бариста опустошал фильтр из-под эспрессо, люди вокруг негромко переговаривались между собой, французский певец нежно напевал из аудиосистемы.

– Я буду скучать по Лондону, – произнес Оз.

– Почему? Куда ты?

– Я улетаю завтра.

– Улетаешь? – переспросила я немного слишком громко. – Э‑э, в смысле, как жаль.

Оз повернулся ко мне и наклонил голову.

– Очень жаль. Завтра в семь я вылетаю из Хитроу и отправляюсь в Стамбул. Мой рюкзак в камере хранения на станции «Мраморная арка». Сегодня в шесть я иду на прощальную вечеринку с друзьями в ливанский ресторан на Эджвар-роуд. Ночь проведу в аэропорту, – он залпом осушил чашку кофе и поставил ее на стол. – А сейчас мне нужно вернуться на шествие.

– Оу. – Я поставила чашку на блюдце, от чего чай внутри заплескался.

– Идем со мной, – он произнес это так тихо, что я не сразу поняла, что он сказал.

– Что?

– Идем со мной на шествие. Ты выпила чай и съела печенье. Тебе лучше?

Я кивнула.

– Да. Но мне нужно возвращаться домой и работать над диссертацией.

– В воскресенье?

– Мне сдавать ее в понедельник.

– О чем она?

– О том, безупречная ли у Великобритании демократия.

– Интересно.

– Мне нужно было послушать выступления в Гайд-парке, чтобы черпнуть вдохновения для цитат, но сейчас я уже не успею. И мне еще много материала нужно прочитать.

– И откуда ты возьмешь цитаты?

Я пожала плечами.

– Без понятия. Пойду на шествие и поспрашиваю людей: что они думают? – Я издала невеселый смешок.

– Да, – оживленно подтвердил Оз. – Там ведь самые разные личности с разным опытом и убеждениями. Спросим, почему они пришли на шествие, верят ли в то, что слова людей убедят правительство в их правоте. А потом ты придешь ко мне на вечеринку, опросишь моих друзей.

– Ты предлагаешь подойти к незнакомым людям и спросить их мнение о демократии? – Я рассмеялась.

– А почему нет? – спросил он.

Девушка, что сидела за соседним столиком, откашлялась и стиснула в руках книгу.

– Ну… – Я наклонилась ближе к нему и понизила голос. – Мы так не делаем.

Оз улыбнулся.

– Какие же британцы закрытые.

– Не зря про нас существует такой стереотип.

– Но ты не такая, – он положил руки на колени. – Ты не боишься заговорить с незнакомцем. Я в тебя верю. Ты сможешь подойти к людям на шествии и спросить, верят ли они в то, что изменят курс истории. И мои друзья будут рады поговорить с тобой, сравнить их правительство.

Я села на краешек кресла.

– Извини, это все замечательно звучит, но я, наверное, не смогу. У меня очень мало времени.

– Ты же не завалишь диссертацию?

– Нет, но…

– И у тебя еще есть завтра? Однажды тебя спросят, что ты делала в этот великий исторический день. И что ты ответишь?

Ну да, из его уст-то все просто звучит, словно я и впрямь могу вернуться с ним на шествие, а потом пойти на вечеринку. Но мой куратор дал мне очень расплывчатые исправления – он так и не сказал, какие конкретно аргументы мне нужно подправить. А я провела недели, нет, месяцы над этой диссертацией. Обидно. И вообще завтра у меня день рождения. Вдруг за мной так и закрепится прозвище «Эбби, у которой нет личной жизни».

– Не всегда можно найти ответы в книгах, – добавил Оз с поддразнивающим выражением лица.

Его глаза встретились с моими. Я точно знала, какие у меня приоритеты, но его карамельные глаза так и затягивали меня.