Принимая из моих рук пожелтевший лист с сим текстом, Евгений Петрович, как и прежде, без эмоций, спросил:

– Комментариев у вас не возникло?

Мне не было резона лукавить, и я честно сказал, то, что думал:

– Данный текст – подделка. Такой записки, якобы через Жданова ушедшей к Сталину от некоего полковника Щадова, наверняка, в 1947-м не существовало.

– Вы можете вашу точку зрения аргументировать?

– Конечно. Я допускаю, что тот же полковник Щадов в том же году мог написать только что прочитанное мной. Я не прочь согласиться, что сотрудница Жданова Анна Павловна, которой под большим секретом доверили записку Щадова перепечатать, восхитилась ею и запомнила ее от строчки до строчки. Но, разрази меня гром, я никогда не поверю, что записку, названную «К стратегии решения еврейского вопроса в СССР» Жданов повелел перепечатать с обращением на имя Сталина. Сталин сам себе во всем был стратег. Если он увидел опасность от общины евреев и решил эту опасность устранить, то стратегия решения еврейского вопроса могла исходить только от него. Посылать ему из секретариата Жданова некие стратегические предложения – это даже не бестактность, а глупость. Жданов же был умным человеком.

Поэтому его сотрудница Анна Павловна в 1947-м никакой записки полковника Щадова Сталину не видывала. Но она ее, видимо, и не придумала. На мой взгляд, когда в 1948-м образовался Израиль и когда курс на дискомфорт евреям в СССР стал очевиден, то, вероятно, из канцелярии Сталина узкому кругу партийно-советских работников дали понять о конечной цели курса – в форме записки полковника Щадова: читайте и делайте выводы. Родилась эта псевдощадовская записка где-нибудь в 1950-52 годах. Тогда же ее, тайком распространяемую, и заучила Анна Павловна. Но дату потом перепутала. Стратег в еврейском вопросе у нас был один – Сталин. Записка же со стратегическими предложениями полковника Щадова – это миф, призванный обеспечить выброс установочной информации.

Реакция Евгения Павловича на мой монолог была совершенно для меня неожиданной: он впервые за время нашей встречи улыбнулся. Но заговорил по-прежнему без эмоций:

– Рад, что мы с вами одинаково критически смотрим на вещи. Я первоначально оценил записку Щадова так же, как и вы: это – фальшивка. Но, если вам показалось, что она – форма утечки конфиденциальной информации для высшего сталинского актива 1950–52 годов, то мне представилось, что записка составлена еще позднее – в 1956-м. Новый лидер страны Хрущев тогда стал активно обличать покойного Сталина, а отъявленные сталинисты, учитывая наличие антисемитизма в партии, попытались, я полагал, бросить тень на Хрущева, Через распространение поддельного документа: смотрите, товарищи коммунисты, какой славный план по выдворению евреев в Израиль полковник Щадов предложил Сталину. Вспомните, что Сталин начал этот план исполнять, но пришел гнусный Хрущев, и противных евреев никто и никуда из их хороших квартир уже не собирается переселять. Могла такая акция быть? Да. Могла Анна Павловна запамятовать год рождения текста за подписью Щадова? Опять-таки, да. Короче говоря, сразу по прочтению записки мне пришло в голову то же, что и вам: она – липовая.

При последних словах Евгения Петровича явно скучавший Серёга вдруг ожил:

– По уму-разуму единомыслие ваше не грех нам окропить жидкостью хмельной.

Никто не возразил. Евгений Петрович вынул из кармана пиджака с блестящими обложками блокнотик, постучал по нему двумя пальчиками, как бы указывая мне на него, и сообщил:

– Здесь у меня не номера телефонов и не адреса, а мини-конспекты книг по нашей истории сороковых-пятидесятых. Когда я эти книги просматривал, то вдруг сам же себя опроверг в оценке подлинности записки Щадова. Не хотите узнать – что меня на то подвигло?