В следующий раз немцы прислали бомбардировщиков с крупным прикрытием, но и здесь у них ничего не вышло. Наши истребители уже крутились на месте, часть из них завязала бой с вражеским прикрытием, а часть колотила бомбардировщиков.

Полетела следующая партия, а летали сплошь три эскадрильи, от 9—10 часов одна эскадрилья, от 10 до 11 – другая и т. д., так всё время и шло прикрытие. Следующая наша партия встретила одних истребителей противника. Немцы хотели очистить воздух, и здесь пошла борьба с истребителями. У немцев опять ничего не вышло. Радио у нас здесь работало ещё плохо, только-только получало права гражданства, мы слышали, что там делается, но пользоваться радио как следует ещё не умели. Вся вторая половина дня прошла в борьбе с истребителями, и только под вечер снова появились бомбардировщики, но с прикрытием. Итоги здесь были такие: их потери – 16 бомбардировщиков и 18 истребителей, т. е. всего 34 самолёта, а у нас не было ни одной потери. Во-вторых, немцы в тот день ни одной бомбы на переправы не бросили, бомбы были брошены далеко в стороне. Эту переправу наши лётчики прикрывали с 26 по 29 июля, и за все эти дни немцам ни одного раза не удалось бомбить переправу. Правда, воздушные бои уже не были так сильны, так как им всыпали хорошо уже в первый день, но бои шли всё время, беспрерывно.

Нужно сказать, что наши лётчики там дрались с лётчиками Берлинской школы воздушных снайперов – истребителями[180].

Таким образом, в боях вокруг переправы в районе Калача мы потеряли только одного, так как Алкидов нашёлся. Потеряли мы первого нашего гвардейца, лейтенанта РУБЦОВА*. Это был исключительный человек, правда, он хулиганил невозможно. Он необычайно далеко видел в воздухе, видел просто бесподобно. И он первый обнаружил отход от Москвы немцев. Погиб он геройски. Я лично сам наблюдал за этим воздушным боем, немцы просто зажали его, подожгли и, по всей видимости, и его убили, так как он упал[181]. У Алкидова самолёт также был подожжён, он выбросился с парашютом[182]. Упал он между позициями, где в то время шёл танковый бой, а он оказался посередине. Мы так и считали, что он попал под пули, так как стреляли и наши, и немцы. Как потом выяснилось, во время падения поломал себе руку, сначала он пошёл по направлению к нашим, но потом упал. Попал он в немецкий концентрационный лагерь военнопленных и оттуда сбежал и вернулся сюда. Лечил его там русский врач, но рука у него срослась неправильно. Ему руку теперь вновь ломали и вылечили.

Дело в том, что под Сталинградом другие полки работали очень мало. Немного поработают и идут на формирование. Судить об этом можно было по тому, что наш полк делал свыше 80 боевых вылетов на линию фронта, и вся Воздушная армия[183] делала примерно столько же, а иногда даже меньше. Большое количество вылетов было связано с тем, что немцы очень сильно насытили свои войска истребителями.

После этого мы снова уехали за материальной частью в Люберцы. А 15 сентября мы были снова под Сталинградом[184]. И здесь была такая же нагрузка. В этот раз мы стояли в Б[ольшой] Ивановке. Прибыл к нам туда будущий маршал авиации Новиков, командующий ВВС, и поставил задачу лётному составу, задача была почётная, но тяжёлая. Он так и сказал: «Тяжело вам будет, но вы должны будете выдержать это любой ценой. Опираться пока больше не на кого, как на вас. Вы сами понимаете, что за Волгой нам стыдно будет сидеть, и мы должны бить немцев здесь».