Скромный отрок не мог отстоять отца. Узбек потребовал к себе самого князя Тверского. Михаил понял, что дела его плохи, и стал собираться в далекий путь. Получив благословение епископа, простившись с близкими, с родной Тверью, он отбыл в Сарай. До берегов Нерли его сопровождала верная жена Анна. Здесь они простились. Здесь же тверской князь исповедовался своему духовнику, сказал ему: «Я всегда любил отечество, но не мог прекратить наших злобных междоусобий; по крайней мере буду доволен, если хотя бы смерть моя успокоит его». Жене своей он горестных слов не говорил. Улыбался ей, обещал привезти из Орды подарки. Анна верила ему. Но она не верила в его врагов и покинула мужа грустная.
Во Владимире Дмитрий и Александр пытались убедить отца не ездить к хану. У Михаила Тверского был на это один ответ: «Если я ослушаюсь хана, то он приведет войско на Тверь, и много наших соотечественников погибнет. Лучше я один умру».
Он приехал в Орду. Через шесть недель Узбек собрал в огромном шатре суд. Михаил отметал все обвинения, но Юрий и Кавгадый подготовились к делу основательно. Тверской князь не убедил Узбека в своей невиновности. Его заковали в цепи, а на шею положили тяжелую колоду. Казнить сразу не стали. То ли поленились, то ли хан хотел потянуть время, помучить пленника, да и Юрия Даниловича.
Как обычно по осени, Узбек готовился к походу за Терек на ловлю зверей. Любил он эту забаву. На месяц, а то и больше, бросал он дела, созывал воинов, вождей, князей, бояр, послов, жен, детей и с большим обозом уходил на юг, в Персию. Там было раздолье для ловких людей!
Юрий Данилович боялся, как бы охота не изменила настроение хана, как бы тот не отменил приговор, не простил Михаила. Бывало такое в Орде, и нередко. Ко всему прочему, князь Московский знал о том, что жена повелителя Орды и многие знатные ордынцы хорошо относятся к пленнику. Некоторые из них, а жена – особенно, имели большое влияние на хана. Нельзя было пускать дело на самотек. Михаил, если бы он остался в живых, не простил бы Юрию содеянного. Нужно было идти до конца.
Войско Узбека с большим обозом расположилось на перекрестке торговых дорог. В стане ордынцев открылся торг. Веселое дело – большой базар. Но только не для приговоренного к смерти, вынужденного стоять с колодой на шее на самом солнцепеке посреди снующего туда-сюда люда.
Юрий и Кавгадый подошли к Михаилу. Ордынский князь облегчил колоду, сказал: «У нашего царя такой обычай: если он рассердиться на кого-нибудь, хоть и на племянника, то приказывает надеть на него колоду. А как пройдет гнев, так и почести вернет и наградит. У нас хан добрый. Он и с тобой так поступит. Не волнуйся, жди!».
Для кого он сказал эти слова: для Михаила или для Юрия? Зачем он сказал это? Чтобы вселить в душу несчастного надежду? А может быть, для того, чтобы поторопить Юрия? После этого эпизода Кавгадый, хитрая бестия, стал проявлять заботу о Михаиле. Юрию такое отношение своего союзника с своему врагу не понравилось. Он спешил разделаться с Михаилом. При каждом удобном случае он говорил Узбеку о том, что нужно поскорее разделаться с пленником, с губителем невинной Кончаки-Агафии. Хан хитро отмалчивался. Молчание – знак согласия. Но не приказ. Разница большая. Юрий нервничал. Ждал. Двадцать шесть дней ждал. И наконец дождался! Узбек утвердил приговор. И тут же, боясь, как бы хан не передумал, враги князя тверского послали в шатер пленника убийц. Те быстро исполнили приказ.
Узнав о гибели Михаила, Юрий и Кавгадый пришли к месту казни. Ордынский князь был спокоен. В этом деле он себя не запятнал, не нажил себе врагов. Русский князь взволнованно смотрел на труп врага и не чувствовал себя счастливым победителем. Кавгадый пренебрежительно ухмыльнулся: «Это же твой старший родственник, дядя! Разве можно оставлять труп на поругание!?».