При этом не соблюдались требования не только уголовно-процессуального законодательства, но и ведомственных актов.

Даже во внутренних приказах НКВД самокритично указывалось о допускаемых нарушениях, за что некоторые (но, конечно, далеко не все виновные) оперативные сотрудники и их руководители были сняты с работы, арестованы и осуждены.

Так, совершенно секретным приказом НКВД СССР от 23 октября 1938 г. № 00701 «О следственном производстве»[32] перечислены характерные при расследовании дел нарушения, которые предлагалось в кратчайший срок изжить.

При производстве обыска не составлялись описи отобранных документов, которые к тому же передавались в оперативные отделы, где велось следствие, с большим опозданием, иногда даже после его окончания, причем в неопечатанном виде. Постановление о приобщении к делу необходимых следствию документов не составлялось.

Зачастую лица после ареста не допрашивались в течение месяца и более. Сплошь и рядом арестованного допрашивали, помимо ведущего дело следователя, много других работников, в том числе, без ведома этого следователя. При допросах протокол велся не всегда. Нередки были случаи, когда показания арестованного фиксировались в виде заметок, а затем, спустя продолжительное время (декада, месяц и более) составлялся общий протокол без выполнения требований Уголовно-процессуального кодекса о дословной, по возможности, фиксации показаний. Протокол допроса мог вовсе не составляться до тех пор, пока арестованный не признавался в совершенных преступлениях.

После указания в протоколе допроса фамилий лиц, названных арестованным, не предпринимались меры к установлению о них более подробных данных. В результате, как указывалось в приведенном приказе НКВД, лица, прямо изобличенные в контрреволюционных преступлениях, оставались на свободе.

Следственные дела оформлялись неряшливо, в них помещались черновые, неизвестно кем исправленные и перечеркнутые карандашные записи показаний, а также неподписанные допрошенным и следователем протоколы, неподписанные и неутвержденные обвинительные заключения. Иногда протоколы с ценными показаниями, неизвестно по каким соображениям, в дело не вкладывались и находились на руках у отдельных работников.

Установленные сроки ведения следствия не соблюдались, ходатайства о продлении данных сроков возбуждались с большим опозданием.

Указанным приказом НКВД СССР от 23 октября 1938 г. № 00701 устанавливался новый порядок продления сроков следствия. Теперь ходатайства о продлении срока следствия на один месяц разрешались на местах под ответственность наркома внутренних дел республики (начальника УНКВД края, области). Вторичное ходатайство возбуждалось мотивированным постановлением перед НКВД СССР.

В секретном Постановлении СНК СССР, ЦК ВКП(б) от 17 ноября 1938 г. № 81 «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия»[33] отмечалось, что массовые операции по разгрому и выкорчевыванию вражеских элементов, проведенные органами НКВД в 1937–1938 гг., при упрощенном ведении следствия и суда не могли не привести к ряду крупнейших недостатков и извращений в работе органов НКВД и прокуратуры. При этом обращалось внимание на те же нарушения, что и в упомянутом нами приказе НКВД СССР № 00701.

Кроме того, как говорилось в данном Постановлении, работники НКВД совершенно забросили агентурно-осведомительную работу, предпочитая действовать более упрощенным способом, путем практики массовых арестов, не заботясь о полноте и высоком качестве расследования. Укоренился упрощенный порядок расследования, при котором, как правило, следователь ограничивался получением от обвиняемого признания своей вины, не подкрепляя это признание необходимыми документальными данными (показаниями свидетелей, актами экспертиз, вещественными доказательствами и прочим). Показания обвиняемого, опровергавшие данные обвинения, не записывались.