Фэллон была уверена, что навсегда запомнит эту картину. Куда бы ни направилась. И что бы ни должна была сделать.

День за днем, ночь за ночью Лана наблюдала за детьми, удивляясь самой себе. До Приговора она думала о том, чтобы стать матерью, но не скоро, а когда-нибудь потом. Она наслаждалась комфортной жизнью горожанки бок о бок с любимым мужчиной.

Магия казалась скорее развлечением, чем серьезным занятием, да и сил хватало лишь на то, чтобы зажечь свечу.

Лане нравилось работать в ресторане, так что планы на собственный бизнес были такими же, как мысли о детях: далекими и неоформленными.

Она жила с писателем, чьи книги завоевали популярность. Он, в отличие от возлюбленной, воспринимал дар серьезно и обладал куда более значительными способностями. И все же в прежние времена магия была бледным подобием той мощи, которая царила теперь.

Любовь Макса и Ланы все еще ярко сияла новизной, и будущее казалось безграничным.

А затем наступил конец света. Все, что они воспринимали как должное, растворилось в дыму, в крови, в карканье кружащих ворон. В момент вспышки той январской ночью была зачата не только Фэллон. Началась новая жизнь в совершенно другом мире.

За несколько месяцев, что прошли между тем зимним вечером и летним днем, когда Лана встретила Саймона, она изменилась так, что прежняя горожанка не узнала бы в ней себя. Изменилась не только из-за беременности, не только из-за возросшей магической силы, но и внутренне, на глубинном, фундаментальном уровне.

Но и та голодная, отчаявшаяся, горюющая жертва преследования, которую Саймон обнаружил в курятнике, ничем не напоминала женщину, которая лежала сейчас без сна в объятиях мужа и прислушивалась к неумолчному уханью филина в прохладном мраке осенней ночи.

Эта женщина знала любовь, что длится не днями, неделями и месяцами, но годами. Она выращивала урожай, охотилась на лесную дичь и приняла магию как часть своего естества. А еще родила четверых детей на той самой кровати, что делила с мужчиной, который принимал роды, помогая малышам увидеть мир.

Их мир.

Но за пределами фермы существовал и другой мир. Лана жила там, сражалась и едва не погибла. Едва унесла оттуда ноги.

И теперь, после всех потерь и обретений, горя и радости, ей предстояло отправить дочь в тот ужасный мир, наполненный кровью и дымом.

– Мы всегда можем отказаться, – тихо произнес Саймон, погладив жену по волосам.

– Ты что, научился читать мысли? – фыркнула она, придвигаясь ближе.

– Это несложно, мы думаем об одном и том же. Фэллон еще совсем дитя, Лана. Согласен, мы никогда не скрывали от нее предназначения, старались честно и прямо рассказывать обо всем, но она еще слишком юна. Может, еще раз объяснить, что мы поддержим ее, если она решит никуда не уходить? Она не обязана куда-то уходить.

– Ты прав, мы никогда не лгали ей, не таили секретов. И мне кажется, она узнала бы, даже если бы мы попытались. Внутри ее живет нечто большее, чем мы все. Я это чувствовала еще во время беременности. И чувствую сейчас.

– Помнишь первую весну Фэллон? – вдруг спросил Саймон. – Мы работали в огороде, а она спала в тени под старой яблоней, рядом с Харпером и Ли. И спустя какое-то время начала заливисто смеяться. Вокруг нее порхали сотни бабочек и те огоньки…

– Феи. – Лана улыбнулась, вспомнив тот момент. – Она позвала их.

– А ведь Фэллон тогда не умела еще даже ходить. Знаю, что она уже не маленькая, но ей ведь всего двенадцать…

«И скоро исполнится тринадцать, – подумала Лана. – Всего через несколько дней».

Она рассеянно перебирала звенья висевшей на шее Саймона цепочки, на которой он носил медальон с образом Архангела Михаила.