Почти все пошло в открытую. В журнал захаживали какие-то серьезные люди с военной выправкой и стальными глазами, но стучались они к моему заму, а не ко мне, и, что странно, рукописей не приносили. Не знаю, откуда они были, может быть, это и хаживала та самая «крыша»? Многие идеи моего заместителя все больше совпадали с рекомендациями, внушаемыми мне на регулярных втыках в КГБ, но и это вполне могло быть случайным совпадением. Мне надоела либеральная мания преследования, да и время резко поменяло свои стандарты. Кроме того, Гущин был работником номенклатурным и, даже решившись переместить или уволить его, я должен был бы согласовывать и объяснять это сто раз, да еще и в письменной форме. Представляю себе эту склоку!

Я уже говорил вам об универсальности чиновничьего счастья. Ситуация в «Огоньке» один к одному повторяла происходящее в российском правительстве. Загадочные решения, высокие интересы… При этом ежу понятно, что многие руководители «дуют на сторону», «гребут под себя», пылко рассуждая про народное благо. Люди эти оглашают лучшие намерения, пекутся об общем процветании, но, странным образом, благ прибавляется только у них самих. Убрать таких людей невыносимо сложно, потому что каждый укреплен в сети взаимовыгодных связей, которая способна поддерживать очень долго. Большинство удач моего зама естественно вписывалось в общегосударственный стиль, потому что было «лично его»; огоньковская ситуация напоминала общегосударственную, так как строилась по одинаковым правилам. Я упустил вожжи (или рысаки были уже не по мне). Увы, и я, и многие российские руководители с большим опозданием поняли, насколько важно держать процесс под контролем. Государство Российское сегодня не очень спешит принимать законы, нормирующие чиновничьи выкрутасы. Если в Америке чиновника могут снять с должности за несколько бесплатных билетов на баскетбол, полученных им в подарок, то в России, как вам известно…

В общем, то, чему я противостоял несколько лет назад в отдельно взятом журнале, сегодня разбушевалось в масштабах большой страны. Процесс последователен и пока что неостановим…

А дел у меня хватало и, кроме этого, на журнал жали со всех сторон, я беспрерывно ездил на очередные накачки; в родимом Верховном Совете провели специальное заседание комиссии по обороне, чтобы заклеймить мое непатриотичное поведение (помню, как тетка с депутатским значком орала, обращаясь к присутствующим генералам и тыча пальцем в меня: «Да не слушайте вы этого щелкопера!»). Председатель КГБ Крючков вызвал меня на Лубянку и крыл не только лично от себя, но и от имени Горбачева («Михаил Сергеевич поручил предупредить вас!..»).

Взрывы общегосударственных конфликтов отражались на страницах журнала. Хирели в стране искусство и литература; Гущин тоже считал, что литература с искусством – дело неприбыльное, а значит, десятое; конфликты между моим замом и теми, кто вел раздел литературы и искусства, участились. Конфликтовать начал и я, тем более что самые общественно острые материалы шли через эти отделы – начальственное возмущение давно уже проливалось на них. Но чиновники умеют достигать своего. Они отлично знают, чего хотят; причем какими-то невидимыми нитями связывают свои желания в единый клубок и на глазах усиливают друг друга. Серые начинают и выигрывают – истина, которая слишком уж часто подтверждается.

В журнале сложилось как бы два центра. Один продавал-покупал, принимал загадочных визитеров со стальными глазами и завозил во все еще нищую страну некие нужные ей товары. Другой – поддерживал либеральную репутацию еженедельника. Эта репутация оставалась высокой: я подряд получил несколько очень важных международных премий; цитаты из «Огонька» фигурировали во всех сводках авторитетных мнений, составляемых мировыми агентствами. Очереди за журналом в Москве выстраивались спозаранку по-прежнему, но делать его было все труднее.