же цену можно было купить солидное теплое пальто. В

отделении тоже холодно, дует изо всех щелей. По счастью,

Миша П. через неделю после выписки принес мне самодельный

электрообогреватель, и я теперь сижу с пациентами в

маленькой ординаторской чуть ли не в обнимку с ним.

Это опасно – одна из ножек у него раскалена, и можно

здорово обжечься. Вчера, когда я разговаривала с Машенькой

Ильинской, проливавшей горькие слезы, ко мне зашел старичок

в белом халате с раскрытым журналом в руках и сказал:

"Распишитесь!" Я расписалась. Он спросил: "А вы знаете,

за что вы расписались?" – "Кажется, против вмешательства

западных держав во внутренние дела Анголы" (С таким же

успехом я могла сказать "За освобождение Анжелы Дэвис, но

раз о ней пел Высоцкий, а Высоцкого уже четыре года как

нет в живых, значит, это уже неактуально)– "Нет, это вы

ознакомились с правилами противопожарной безопасности." -

"Да? Очень хорошо!" Улыбаясь ему, левой ногой я старалась

незаметно задвинуть пожароопасный прибор под стол. Б.В.

лежит "с мигренью", я, злодейка, не обращаю внимания. Вчера

была у тети Лены и Вахтанга, отдохнула от

нее душой"

Подумать только! У моей сестры, оказывается, было чувство юмора, а я и не знала! Я много чего о ней не знала.

"3 дек. Неожиданное потепление; у меня промокли сапоги.

Б.В. сожгла кастрюльку, разогревая себе обед. По-моему,этим

она намекает на то, что я могла бы приходить с

работы пораньше и кормить ее. Фиг ей! Мне повезло: такие

интересные больные, и притом все разные. К тому же сейчас

у нас консультирует Косолапов: очень милый дядька, и мы

с ним, кажется, нашли общий язык. Из Еревана привезли

Римму В. – она там пыталась покончить с собой неизвестным

ядом и пролежала десять суток в реанимации. Сама москвичка,

а сводить счеты с жизнью поехала куда глаза глядят, "чтобы

не повредить мужу": он у нее партийный работник. Римма

трое суток лежала в коме, а в это время бедолага-муж метался

повсюдув ее поисках. Физически она пришла в себя, но морально -

полная депрессуха.

4 дек. Я думала, что наводнения – это исключительная

примета моего родного города, но я ошибалась. Стало тепло,

как в сентябре, только что выпавший снег растаял, и мало

этого – вода повсюду, льет, кажется, не только с неба, но и

вообще со всех сторон. Как назло, когда я возвращалась

с работы, троллейбус сломался в двух остановках от дома,

и мне пришлось последний отрезок пути идти своими

ногами. Мне показалось, что я превратилась в какое-то

земноводное; я то ли шла, то ли плыла, не разбирая

дороги, топала прямо по лужам – все равно сапоги промокли

насквозь. В какой-то момент, вступив в особо глубокую

лужу, я вдруг почувствовала, что лечу куда-то – действительно,

через секунду я повисла между небом и землей.

Оказывается, я провалилась в канализационный

люк, с которого была снята крышка; не упала вниз я

только потому, что, инстинктивно размахивая руками, я

зацепилась за края колодца и в таком положении и

осталась: руки, раскинутые крестом, на асфальте, а все

тело ниже подмышек – в колодце. Я долго бы так не

продержалась, но меня спасли мальчишки, ошивавшиеся

неподалеку: вытащили, поставили на ноги, вручили чуть не

уплывшие сумку и зонтик. Я горячо их благодарила, на что

они мне ответили: – Ну что вы, тетя! Не стоит благодарности -

вы сегодня уже третья! Паршивцы! Я сижу на кухне, закутанная

в мамин теплый халат, сушу над газом свои вещи и заодно

волосы и даже сварила себе горячий глинтвейн – от простуды.

И не знаю, плакать мне или смеяться. Ну почему я такая невезучая?

А я-то рассчитывала, что фразы типа "вода поднялась на

тридцать сантиметров выше ординара" для меня больше