Происходят они и сейчас. Совершенно ясно: нынешняя технологическая революция ежегодно обеспечивает нас новыми форматами и видами текстов, от электронных писем и электронных книг до блогов и твиттера, меняет не только способы распространения и чтения литературы, но и способы ее написания – по мере врастания авторов в эту новую реальность. В то же время некоторые термины из тех, что вошли в обиход недавно, возвращают нас к глубинам истории литературы. Как и писцы античных времен, мы перелистываем тексты и сидим, согнувшись, над табличками-планшетами. Как же извлечь смысл из этого сочетания старого и нового?

Чем глубже я погружался в историю литературы, тем сильнее меня охватывало волнение. Казалось странным, сидя за письменным столом, рассуждать о том, как литература формировала историю человечества и историю планеты. Мне было совершенно необходимо посетить те места, где рождались великие тексты и изобретения.

И я ехал – из Бейрута в Пекин и из Джайпурана к полярному кругу. Я осматривал воспетые литературой руины Трои и Чьяпаса, беседовал с археологами, переводчиками и писателями, отыскал на Карибских островах Дерека Уолкотта и в Стамбуле – Орхана Памука. Осматривая в Турции руины великой библиотеки в Пергаме, я размышлял о том, каким образом здесь изобрели пергамент; я бродил по каменным библиотекам Китая, где императоры пытались установить для литературы вечные каноны. Я следовал по стопам великих писателей, повторил на Сицилии путь, который совершил Иоганн Вольфганг Гёте, чтобы открыть всемирную литературу, и отправился в Мексику, чтобы взглянуть на предводителя восстания сапатистов, использовавшего древний эпос майя «Пополь-Вух» в качестве знамени мятежа и сопротивления.

В этих путешествиях было почти невозможно сделать хотя бы шаг, не обнаружив той или иной формы записанного вымысла. Далее я попытался свести свои впечатления в повествование о литературе и о том, как она превратила нашу планету в литературный мир.

Александра Македонского называют Великим, потому что он сумел объединить горделивые города-государства греков, покорил все царства, расположенные между Грецией и Египтом, разгромил могучую персидскую армию и создал империю, простиравшуюся до самой Индии, – и все это менее чем за тринадцать лет. Люди до сих пор ломают головы по поводу того, каким образом правитель незначительного греческого царства сумел добиться таких грандиозных успехов. Но меня всегда куда больше занимал другой вопрос: почему Александр вообще решил завоевывать Азию?

В поисках ответа на этот вопрос я в конце концов сосредоточился на трех предметах, которые правитель неизменно держал при себе во всех своих военных походах и каждую ночь клал под подушку, трех предметах, позволяющих понять, как он воспринимал свои кампании. Прежде всего, у Александра был любимый кинжал[18]. Рядом с кинжалом он держал шкатулку. А в этой шкатулке хранилась главная драгоценность: список его любимого текста, Илиады[19].

Как же Александр выбрал именно эти три предмета и что они для него значили?

Кинжал в постели Александр держал потому, что желал избежать участи отца, с которым расправился убийца. Шкатулка была отвоевана у Дария, царя Персии, самого сильного из противников Александра. А Илиаду он взял с собой в Азию, потому что именно через призму этой поэмы смотрел на свои войны и всю свою жизнь. Когда Александр еще был наследником престола, фундаментальный текст завладел его сознанием и сподвиг на завоевание мира.

Гомеровский эпос был фундаментальным текстом для многих поколений греков. Для Александра же он обрел практически сакральный статус, и потому царь всегда держал Илиаду при себе. Именно в этом и заключается действие текстов, в особенности фундаментальных: они изменяют и наш взгляд на мир, и наше поведение в нем. Именно это и произошло с Александром. Он настроился не только на чтение и изучение текста, но и на воплощение его в жизнь. Александр-читатель ввел самого себя в повествование и рассматривал свой собственный жизненный путь в свете образа гомеровского Ахиллеса. Александр Великий, широко известный как выдающийся из выдающихся правителей, был к тому же и более чем незаурядным читателем.