Еще издали было видно, что привлекший нас кулуар полностью оправдывал свое название. Наискосок, слева направо врезаясь в тело горы в ее нижней части, выше он закладывал лихой вираж и на вершину выходил уже справа налево, причем смена направлений было столь резкой, что верхняя часть маршрута оказывалась скрытой за скальными уступами и рассмотреть ее можно было только подойдя непосредственно под сам маршрут и даже немного поднявшись по нему! И мы упорно продвигались вперед, не сводя глаз с заветной цели.

Вблизи кулуар Зигзаг понравился мне еще больше. В отличие от грубовато-мощного Лавинного кулуара, Зигзаг, благодаря своему причудливому изгибу, был невыразимо, летяще грациозен, обладал какой-то особой кокетливой утонченностью, словно девица на выданье. Задрав головы, мы продолжали подбираться все ближе, однако по-прежнему никак не могли рассмотреть, что же ждет нас там, за поворотом. Пришлось, оставив рюкзаки и лыжи, приступить к довольно продолжительному подъему по крутому снежному склону. И лишь забравшись достаточно высоко, практически до входа непосредственно в кулуар, нам удалось немного заглянуть вглубь его верхней части.

Убедившись, что кулуар, по крайней мере, проходим до конца, мы единодушно решили признать рекогносцировку успешно завершенной, после чего вернулись к оставленным внизу лыжам и быстро перебрались в другую часть цирка, где еще раньше Шура обратил мое внимание на обилие натечного льда, покрывавшего скалы. Теперь мы возвращались туда, чтобы провести ледовые занятия на наиболее подходящем для этого рельефе.

Здесь последует небольшой экскурс в прикладную гляциологию. Прежде всего, надо сказать, что лед, из которого состоят все многокилометровые ледники, покрывающие высочайшие горные вершины – это далеко не то же самое, что лед на какой-нибудь замерзшей речке. Прежде всего, потому что образуется он не при замерзании воды сразу в соответствующем объеме, а из выпадавшего на рельеф снега, в случае, если последний не успевает растаять в теплый период года. Образование льда из снега – процесс длительный и сложный. Вначале образуется так называемый фирн – крупнозернистый, сильно уплотненный снег, который, собственно, снегом уже не является, но и до состояния льда еще не дотягивает. Ну, а еще через несколько лет из него получается уже вполне монолитный фирновый лед – однако от привычного нам льда, именуемого у альпинистов «натечным» (пример такого льда – обыкновенная сосулька) он все-таки здорово отличается. Во-первых, он практически непрозрачный, а во-вторых, в отличие от хрупкого натечного льда, обладает известной вязкостью, что, в целом, и обеспечивает такое интересное явление, как текучесть ледников. Это второе обстоятельство, в частности, значительно облегчает альпинистам жизнь при завинчивании в тело ледника ледобуров, а также пользование «шакалами»[9] и «кошками» при передвижении по нему.

Так вот, таких классических ледников в Хибинах нет! А что же есть? А есть вот такие симпатичные ледяные стенки (кстати, как и замерзшие фонтаны в долине, тоже красивого голубого цвета), образовавшиеся в результате сезонного замерзания водных потоков, стекающих прямо со скальных обрывов. Но это – типичный натечный лед, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Клюв ледоруба, вместо того, чтобы намертво застревать во льду, все время норовил отколоть от него кусок и вывалиться наружу, ледобуры завинчивались со скрипом, причем вокруг них сразу же начинали образовываться предательские трещины – словом, лед вовсю проявлял свою подлую хрупкую сущность. Тем не менее, нам все же удалось изобразить на ледовой стенке вполне приличную станцию страховки и даже успешно испытать ее на прочность, для чего я, пристегнувшись к ней через карабин, просто бросался вниз по склону, имитируя внезапный срыв. Впрочем, при этом я абсолютно ничем не рисковал – в худшем случае, я просто ткнулся бы мордой в глубокий снег в метре под собой. Однако страховка сработала надежно, чему я был, признаться, даже несколько удивлен.